Последняя тайна
Шрифт:
— Ну, пока всего только один.
— Этого достаточно. Я чувствую себя окруженным.
— Я поговорю с Голубком. Посмотрю, что он скажет.
— А ты сможешь обойтись какое-то время без него?
— Без Голубка? Нам будет полезно немного отдохнуть друг от друга. Иногда он раздражает меня. Ах, только пойми меня правильно, он хорошо исполняет свою работу… Любую работу… очень хорошо! Но иногда бывает просто невыносимым. Заставляет меня читать свои стихи. Пытается прививать мне культурные привычки, чем меня просто оскорбляет! Мне это совсем не нравится. Однажды… Однажды он даже попытался женить меня! — Легкомысл замолчал и вздрогнул. — Сказал, что у любого горностая-аристократа должна быть пара, чтобы продолжить
— Так ты даже никогда не задумывался о том, чтобы завести подругу?
— Я этого не сделаю даже через миллион лет! Скорее звезды упадут с неба, чем такое случится! Скорее солнце упадет в море, а луна улетит в космос! Никогда! Ни за что! Я непреклонен и неколебим!
— Даже если она будет невероятно хороша собой?
— Ни за что!
— И очень умна?
— Тем более! Только представь себе: я говорю с ней за завтраком об искусстве и ремеслах! Всяких там чашах, картинах, вышивках! Нет, это невозможно!
— Но это говорит не об уме, а скорее о любви к искусству.
— Разве это не одно и то же? — сердито проворчал Легкомысл.
— А если она очень богата и знатна? Если, наконец, в ее жилах течет королевская кровь?
Легкомысл с любопытством взглянул на мэра и поправил монокль:
— Послушай, Недоум, к чему это ты клонишь?
— Да нет, я просто так! — весело ответил Толстопуз. — Возможно, в один прекрасный день ты встретишь свою принцессу! Впрочем, я, пожалуй, наболтал лишнего!
— Сибил? — удивился Легкомысл.
— Я обещал ей осторожно разведать почву.
Легкомысл, пожевывая сушеного червяка, лакомство, которое всегда носил в кармане, некоторое время сидел в раздумье.
— Сибил! Кто бы мог подумать? Она, конечно, красавица. Хорошие, густые бакенбарды, крепкий хвост, но… — Легкомысл вздохнул. — Боюсь, это не для меня! Конечно, я польщен! Но я закоренелый холостяк и останусь таковым до конца дней! — Помолчав, он добавил: — А как она умеет украшать помещения! Я помню эти вазы. Откуда они, кстати, у нее? Ведь они принадлежат к эпохе Кротов? Правда, лично я терпеть их не могу!
— Я тоже, Легкомысл, я тоже! Но, к счастью, все они разбиты и восстановить их невозможно. Если бы Сибил снова надумала купить такие вазы, я бы сбежал из дома! Но она не купит! Они даже ей не по карману! Так что они пропали навсегда!
— Все равно, все равно… Не могу!
— Сибил будет огорчена. Потом, тебе же не придется быть с ней все время! Ее не нужно развлекать. Ты сможешь заниматься тем же, чем и сейчас, — играть в крикет, увлекаться паровыми двигателями, охотиться на стрекоз и ловить колюшку. Сибил возражать не будет. Она всегда занята: организует балы и праздники, пишет приглашения, сажает цветы, читает лекции в Обществе Дам. Во всем этом ты ей будешь только мешать, поэтому сможешь заниматься своими мужскими занятиями!
— Не пойдет, старина! Не пойдет!
Мэр вздохнул:
— Но ты поговоришь с Голубком?
— Как только он вернется с Безымянных болот. Голубок решил написать хроники войны с крысами. А еще он увлекся этой… Я ничего не понимаю в этой новой штуковине… Господи, как же она называется? Фотология?
— Фотография. Есть специальные фотографы, оснащенные особыми приборами. Мне о них рассказывал Полный Вперед.
— Что ж, значит, Голубок там фотографирует. Говорит, это искусство девятнадцатого столетия. Если хочешь узнать мое мнение, так это не искусство, а надувательство! Ты увидел что-то интересное, нажал на кнопку — и вид скопирован. При чем же здесь искусство, правда?
— А когда Голубок вернется с Безымянных болот?
Легкомысл пожал плечами:
— Наверное,
Мэр застонал.
— Несколько недель! К тому времени выборы уже пройдут!
— В таком случае ничем не могу помочь тебе, Недоум. И вот что я тебе скажу: когда закончатся выборы, давай отправимся в путешествие на лодке! Великолепный спорт — путешествие по реке. Отдохнешь от своей душной конторы, подышишь свежим воздухом. С нами поедет мой друг. Его зовут Джаром. Барсук, он работает где-то в банке, ты наверняка его знаешь. Мы отправимся по Бронну на гребной лодке. Тебе понравится. Мы будем сами открывать и закрывать шлюзные ворота, ставить палатку, спать на свежем воздухе. Трое отважных в лодке! Подумай об этом.
Недоум шел домой, раздумывая о предложении Легкомысла. Он не мог представить себе ничего более скверного, чем путешествовать в одной лодке с напыщенным барсуком, работающим в банке. Эти зануды постоянно ведут разговоры о цифрах в гроссбухах. Они вместе с тем очень легкомысленны, потому что во время ленча торопясь глотают в сомнительных закусочных маринованные воробьиные яйца. Нет, Легкомысл убежденный холостяк, а Недоум — убежденный мэр. Другого не дано!
И все же… И все же он проиграет! Толстопуз ощущал это нутром. Как тяжело! И еще его тяготило предчувствие, что он никогда больше не увидит сестру. Очень тяжело! Он кончит свои дни одиноким старым горностаем в отвратительной маленькой подвальной квартирке беднейшего района города. Словно никогда и не было блестящей жизни во дворце. Опуститься до того, чтобы самому заваривать чай и надеяться, что почтальон принесет пенсию и наконец будет с кем поговорить. Как ужасно! Невероятно, невероятно ужасно!
Этим вечером Толстопуз Недоум лег спать, предварительно хватив стакан нектару. Соленые слезы катились на шелковую наволочку. Ему приснились большие острые уши и борозды вспаханного поля. Тут на него наехало что-то черное: огромная хлебоуборочная машина с грохотом закрыла весь горизонт, наполнила воздух соломенной пылью и отрезала путь к отступлению.
30
Нюх шагал по саду к Свелтлане, которая поселилась в западном крыле Закрытого дворца. Он подумывал надеть пуленепробиваемый жилет из паутины (самого крепкого естественного материала, известного зверям), но в конце концов отказался от этого. Однако пистолет он все-таки захватил. Было бы невероятной глупостью предположить, что Свелтлана встретит его с распростертыми объятиями.
Она сидела на веранде в компании переводчика, дронго. Не стесняясь его присутствия, Свелтлана расчесывала свою прекрасную шерсть, но, увидев Нюха, отложила расческу и отослала птицу.
— Нам ведь не нужен переводчик, правда? — спросила она. — Скажите, Нюх, а вас не смущает присутствие этих пернатых?
— А почему они должны смущать меня?
— Но вы ведь на Поднебесном их едите.
— Ну, те — совсем другие птицы, — неуверенно ответил он. — Мы едим домашних птиц. Люди держат в домах собак и кошек и обращаются с ними, как с особами королевской крови, а коров, овец и свиней едят. Люди позволяют себе умиляться, глядя на ягнят, играющих на лужайке, но тем не менее жарят их на вертелах. На лошадях люди ездят, но никому не придет в голову запрягать в телегу орла! В мире много странного, Свелтлана, и живут в нем странные создания. Не будь я хищником, безусловно, мясная еда внушала бы мне отвращение, но я — хищник, и тут уж ничего не поделаешь! Правда, в вашей стране многие грызуны стали есть вареное мясо. Это великое противоречие! Не знаю, как вас, но меня порой тоже раздирают противоречивые идеи и чувства!