Последняя тайна
Шрифт:
На этот раз Коттен глубоко вздохнула.
— Да, я понимаю. Ты прав.
— Слушай, может, мне удастся вернуть тебя на Си-эн-эн. Потому что сейчас ты растрачиваешь талант черт знает на что и зарываешь себя еще глубже. У меня есть сюжеты, которые специально созданы для тебя.
— Тед, ты прекрасный товарищ. И как раз поэтому я не могу принять твое предложение.
— В смысле?
— Потому что мое имя скомпрометирует и канал, и тебя.
— Чушь собачья. Прошло уже много времени.
Коттен смахнула слезы. Тед — один из самых добрых людей, что она знает. И к ней он особенно добр.
— Я могу серьезно обидеться, — закончил Тед. — Если ты откажешься от моего предложения, я расценю это как личное оскорбление.
Коттен изо всех сил старалась, чтобы ее голос не дрожал. Откашлялась.
— Дай мне время подумать. За ланчем я встречаюсь с Томасом Уайеттом. Мы с ним вместе работаем над одним делом. А потом я тебе перезвоню.
— Этот Уайетт работает в «Газетт»? Или он собирается поведать тебе какую-то сногсшибательную историю?
— Нет-нет, тут совсем другое. Он друг Джона Тайлера.
— Тоже священник?
— Нет. Я потом все объясню. Мы вместе работаем над вполне светским сюжетом. Кроме всего прочего, он связан с резким ростом статистики самоубийств. Когда разберусь, что к чему, расскажу подробнее.
— Расскажи, потому что я вообще ничего не понимаю. Никогда не понимал самоубийц и уж тем более не понимаю, почему их стало так много. Я сам никогда всерьез не думал о самоубийстве, поэтому и не понимаю. Самоубийство — для трусов.
У Коттен перехватило дыхание: она вспомнила о самоубийстве отца и о том, как долго ненавидела его за этот поступок. Потерять любимого человека само по себе болезненно, но если он сам убил себя, боль становится непереносимой. Те, кто остался, не просто страдают — к скорби примешивается чувство вины. Они начинают задавать себе страшные вопросы.
— Тед, сейчас мне пора, но я свяжусь с тобой. Мне бы хотелось подумать денек-другой.
— Буду ждать звонка. Береги себя, детка.
— Это само собой, — пообещала Коттен и повесила трубку.
Коттен заказала столик на улице, у пирса, откуда открывался вид на море. День был нежаркий, чуть ветреный — идеальный для обеда на открытом воздухе. На стене ресторана «Саутпорт» была вывеска: «Есть рыбу — дольше жить. Есть устриц — дольше любить. Есть моллюсков — дольше сидеть». Надпись ее позабавила. Надо рассказать Теду.
Коттен стала изучать меню, поджидая Уайетта. Неплохо бы взять крылышки — или просто салат из моллюсков и кусок лаймового пирога.
Официантка, пятнадцать минут назад поставившая один стакан воды перед Коттен и второй — перед местом Уайетта, вернулась.
— Хотите сделать заказ сейчас?
— Нет, я все еще жду своего друга, — ответила Коттен.
— Может быть, закуску или что-нибудь выпить?
Коттен покачала головой.
— Нет, благодарю вас.
Она посмотрела на часы. Наверное, надо было за ним заехать. Вдруг он заблудился? Сегодня утром он собирался брать напрокат машину — что, если процедура затянулась?
Когда прошло еще пятнадцать минут, а Уайетт так и не появился, Коттен вышла из-за столика. Она намеревалась по дороге домой заехать к Уайетту и выяснить, почему он не пришел.
Стоя у машины, она полезла в сумочку за ключами.
— Проклятье! — выругалась она, увидев, что мобильник отключен. Может, Уайетт пытался ей дозвониться.
Коттен села в «тойоту», открыла крышку мобильника и включила его. Ничего — ни пропущенных звонков, ни сообщений. Она завела машину и поехала к дому Уайетта.
Из-за полуденных пробок на набережной пришлось выбрать окольный путь. Она помнила адрес, но забыла номер квартиры. Впрочем, он записывал его на бумажке вместе с номером телефона. Она порылась в сумочке и нашла сложенный листок.
Квартира 103.
Коттен проехала через всю парковку — подъезд с квартирой 103 оказался в южном крыле здания. Она поставила машину на свободное место и вышла. Подумала о том, насколько лучше выглядит этот дом, чем тот, в котором живет она. У Венатори денег побольше, чем у независимой журналистки. Интересно, за сколько здесь сдаются квартиры? Наверняка вдвое дороже, чем у нее.
Подойдя к двери, Коттен постучала.
— Томас!
Она постучала сильнее, и дверь, к ее удивлению, приоткрылась.
«Ему не стоило оставлять ее открытой», — мелькнуло у нее в голове.
— Томас! — снова позвала она, приоткрыв дверь чуть-чуть пошире. Изнутри доносились голоса, поэтому она крикнула еще раз.
Ей никто не ответил, и Коттен, открыв дверь, зашла в квартиру. Работал телевизор. Голоса звучали из него. В гостиной никого не было. Коттен взяла пульт и выключила телевизор.
— Томас, ты здесь?
Каблуки стучали по плиточному полу. На кухне никого нет. Дверь ванной открыта. Там тоже пусто.
В квартире было две спальни, дверь одной из них была приоткрыта. Коттен толкнула ее. Дверь плавно открылась, и она заглянула в комнату.
— Боже милостивый…
Укротитель змей
Томас Уайетт ничком лежал на полу. Из-под головы вытекала струйка крови.
Коттен подбежала к нему и опустилась на колени.