Последняя точка(Удивительные свидетельства монахов и иных лиц, живыми проходивших мытарства)
Шрифт:
Это было не мытарство, а как бы образ будущих моих уклонений от правильного пути ко спасению. Далее мы очутились в высоких просторных залах. Они были красивы, но как-то чуждо холодны душе. Это были как бы храмы без Бога. Мы долго шли: храмы сменялись один другим, и я тоскующим взглядом обводила их высокие, готического стиля своды. Еле передвигая ноги от усталости, я услышала мысленный укор отца Стефана: «Зачем много мечтала, ведь это все твои мечты!» Наконец мы вошли в другое — светлое продолговатое помещение. Чувствовалось, что мы находились уже далеко от тех недр, откуда начали идти. Вдруг справа раздался как бы барабанный бой, и мы увидели живого святителя Феодосия Черниговского, стоящего во весь рост в киоте. Он словно улыбался и напомнил мне о моем оставлении молитвенного обращения к нему.
Я действительно вспомнила, что перестала почему-то поминать его
Отец Стефан действительно вскоре ушел в пустынь, и я исповедовалась в первый раз у отца Петра, а затем у кого Бог пошлет. Вдруг путь наш преградило дивное явление: представьте себе лепестки розы, пронизанные лучами солнца, и вот сотканный из подобного кроткого сияния, весь розовый и вместе золотой, в полном архиерейском облачении стоял перед нами святитель Николай Чудотворец. Я пала на колени и, склонясь ниц, видела душевными очами, как святитель Николай поцеловал отца Стефана в щеку. Я испытала пламя жгучего стыда. Мучительно заныли все язвы душевные, словно обнаженные и освещенные изнутри этой потрясающей близостью со святостью. Не могу передать никакими словами то ощущение, потускневшее сейчас от времени, ощущение всеобъемлющее, подавляющее, своего недостоинства, нечистоты, невозможности прикоснуться, поднять глаза. Я поняла это сердцем, почему грешнику нет места в раю, — он не может вынести ощущения близости к святыне…
Совершенно потрясенная, я увидела себя вновь идущей за отцом Стефаном. Вскоре я почувствовала, что Матерь Божия может спуститься к нам. Но моя немощная, грехолюбивая душа заметалась отчаянно от невозможности непосредственного общения со святыней. Мы заметно приблизились к выходу. Когда мы вышли на воздух, то и здесь, у наружной стены, увидели одну монахиню, которую как будто подбрасывали на доске. Я не поняла значения виденного, тем более что она была еще жива.
Мы с отцом Стефаном пошли по дороге и вошли в храм. В его притворе царил полумрак, а в главной части храма сиял свет. Вокруг колонн сидели какие-то фигуры. Мы прошли в главный придел — и я замерла от чудного видения: перед иконостасом, высоко в воздухе, облитая лучами света, падавшего косо из окна храмовой стены, стояла стройная фигура. Это была дева, облаченная в пурпурное одеяние, ниспадавшее мягкими складками. Она стояла легко и свободно в лучах света, и я, вглядываясь в нее, чувствовала, что знала ее когда-то. Она была воплощением благородства и красоты, печать образа Божия лежала неискаженно на ней… «Образ есть неизреченный Твоея славы…» — «Кто ты, милая, родная, бесконечно близкая?» — шептала я, не в силах оторваться от дивного облика.
Тщетно силилась я вспомнить. Минутами мне казалось, что вот-вот я ее узнаю, вспомню ее, но потом опять словно туманом заволакивало все внутри. И вдруг я узнала ее — это была моя душа! Душа, данная мне Творцом, душа в том девственном состоянии, в каком она вышла из купели крещения. Образ Божий в ней не был еще искажен. Вокруг нее в воздухе овальным кольцом, выше и ниже ее, стояли святые, заступники ее, молитвенники, но их я не узнала. Один, помнится, был в древних святительских одеждах. Из окна храма лился чудный свет, озаряя все кротким сиянием.
Я не сводила глаз, глубоко потрясенная, но вдруг из серого сумрака притвора выступила одна из сидевших там фигур. Это было ужасное, несказанное чудовище на свиных ногах, с огромными черными губами поперек живота, безобразная, низкая баба… Она властно подходила ко мне, как к своей должнице, и — о ужас! — я узнала в ней свою душу, душу в том состоянии, в каком она находится сейчас: безобразная, исказившая в себе образ Божий. Слов нет выразить, что было тогда в моем сердце… Отец Стефан отстранил чудовище, хотевшее как бы прильнуть ко мне со злорадством, словами: «Еще не умерла, может покаяться», — и повел меня к выходу. В тени вокруг колонны сидели и другие подобные уроды — чужие души, но не до чужих грехов мне было. Уходя, я оглянулась и с тоской бросила прощальный взгляд туда, где в воздухе, на высоте иконостаса, в пурпуре царственного одеяния в потоке золотистых лучей стояла дивная дева, давно забытая, утерянная.
В трепете вышла я за отцом Стефаном. Мы повернули с ним словно вниз, и, спускаясь, я увидела какие-то старинные, как будто монастырские постройки, посыпанные снежком. Меня окружили монахини, и все говорили: «Да, да, наша, наша», — а я как-то упиралась, не хотела там быть, сама себе удивляясь, так как последние годы мечтала попасть в монастырь. Меня подвели как будто к игумену, также утвердительно сказавшему: «Наша».
Не помню, как мы потом с отцом Стефаном очутились одни на пустынной дороге. Мы шли молча и вдруг увидели сидящего перед нами на краю дороги величественного старца с раскрытой книгой в руках. Мы с отцом Стефаном стали перед ним на колени, и старец, вырвав лист из книги, дал его отцу Стефану. Отец Стефан взял его и исчез, я поняла — умер. Исчез и старец. Я осталась одна на незнакомой дороге. В смятении, не зная, что делать, я медленно пошла вперед. Дорога привела меня к озеру с песчаными берегами. Был тихий закатный час. На берегу озера стеной стоял лес, откуда-то доносился благовест: вечерний воздух был пронизан каким-то молитвенным благоговением. Я остановилась в полном недоумении, дороги не было. И вдруг, скользя над землей, в воздухе предо мной появилась фигура отца Стефана. В руках у него было кадило, он безмолвно, строго смотрел на меня и, двигаясь в сторону леса лицом ко мне, кадил и словно звал меня за собой.
Я последовала за ним, не спуская с него глаз, и мы очутились в глухом лесу. Сумрак сгущался, отец Стефан скользил сквозь стволы деревьев, как призрак, все время лицом ко мне, неотступно глядя на меня. Кадило медленно качалось в его руке, и фимиам струйкой поднимался вверх. Мы остановились на полянке. Отец Стефан окадил ее кругом, не спуская с меня глаз; я опустилась на колени и стала молиться. Отец Стефан, бесшумно скользя вокруг полянки и не спуская с меня строгих глаз, покадил ее всю и исчез… Я проснулась.
Несколько раз во время этого сна я приходила в себя, видела комнату, слышала дыхание спящей родственницы. Сознательно не желая продолжения этого сновидения, я читала молитву, но снова против воли «уходила из себя». Когда я теперь окончательно проснулась, сгорая от жара, увидела знакомую обстановку и вспомнила пережитое во сне, то ясно почувствовала приближение смерти. В душе поднялась томительная тоска от сознания бесцельно прожитой жизни. Умирала я, не приобретя ничего, не принеся Богу ни одной добродетели, не исполнив ни одной Его заповеди. И не приготовив себя к вечности. «Даром, даром прожита жизнь», — с какой-то стихийной силой твердила во мне обнаженная совесть…
И тут в ответ с такой же силой во мне поднялся пламенный молитвенный призыв к Царице Небесной с просьбой дать мне время на покаяние. «Обещаю жить для Сына Твоего, обещаю!..» И тут я произнесла еще несколько слов, о которых не могу говорить. Еще не умолкли на запекшихся губах эти слова, как я почувствовала дивное прохладное дуновение, объявшее меня всю словно благодатной росой. Жара как не бывало. Я почувствовала легкость, возвращение к жизни. Чувствуя полное выздоровление, я увидела в щель между оконных ставень мерцающую чистую звездочку, зовущую меня к новой, обновленной, жизни. Пришедший поутру врач констатировал полное выздоровление. Перед Господом Богом исповедую, что все виденное излагала без всякого преувеличения или умалчивания. Богу нашему и Пречистой Преблагословенной Деве Богородице слава во веки веков. Аминь [9] .
9
Монахиня Сергия (Клименко) «Минувшее развертывает свиток…» ЗАО «Православная инициатива» Минск, 2005 г., с. 87.
Видение сестры Феклы, послушницы Тихвинского Введенского монастыря
Послушница Тихвинского Введенского монастыря Новгородской губернии (ныне действующий женский монастырь г. Тихвин, возобновлен в 2009 г. — Ред.) по имени Фекла 5 декабря 1902 года после причащения Святых Таин, придя из церкви после обедни, почувствовала слабость и необычайно захотела спать, так что успела только снять с одной ноги чулок, да так и уснула и спала двадцать с половиною часов. Во время сна начала вздрагивать, страшно стонать, слезы текли у нее из глаз, всю ее сильно передергивало, как бы от страшного испуга. То она вдруг замирала, так что едва можно было уловить ее дыхание, а по всему лицу и на конечностях выступал пот. Многие из монашествующих приходили смотреть на нее, все думали, что она до утра не доживет.