Последняя виннебаго
Шрифт:
Он улыбался - так открыто, дружелюбно, уверенно, словно полагал, что у меня хватит глупости сказать: "Не понимаю, о чем вы говорите" - и захлопнуть решетчатую дверь, за которую он держался.
– Просто исполнил свой долг, - улыбнулся я в ответ.
– Мы высоко ценим таких понимающих свою ответственность граждан, как вы. С такими нам гораздо легче работать.
– Он вытащил из кармана рубашки сложенный листок-выписку.
– Мне надо только кое-что проверить. Вы работаете репортером в "Сан", не так ли?
– Фотожурналистом.
– А машина "хитори",
Я кивнул утвердительно.
– В ней есть телефон. Почему вы не воспользовались им?
– Человек в форме нагнулся над "хитори".
– Я не сообразил, что в ней есть телефон. Газета только что приобрела эти машины. Я лишь второй раз ехал на ней.
Раз они знали, что газета поставила в "хитори" телефоны, значит, им было известно и то, что я сейчас сказал. Интересно, откуда они получили информацию. По общественным телефонам-автоматам можно было Свободно звонить, и разговоры по ним вроде бы не записывались. Если они прочли номер моей машины на кадрах дорожной камеры, то узнать, кто на ней ехал, могли только от Рамирез, а если бы они с ней говорили, она вряд ли стала бы так весело заявлять, что ей ни к чему конфликты с Гуманным Обществом.
– Вы забыли, что в машине есть телефон, и потому поехали по...
– он заглянул в свою выписку, и мне показалось, что он что-то отмечает, наверное, в кармане у него лежал магнитофон, - дороге 7-11 к углу улиц Макдауэлла и Сороковой и позвонили оттуда. А почему вы не дали дежурному Общества своего имени и адреса?
– Я торопился. Я должен был исполнить два поручения до полудня, второе в Скоттсдейле.
– Значит, поэтому вы и не оказали помощи животному, потому что торопились.
"Ах ты подлец!" - подумал я, а вслух сказал:
– Нет. Помощи я не оказал, потому что никакой помощи оказывать не надо было. Он... животное было мертво.
– А как вы убедились в этом, мистер Маккоум?
– У него сочилась кровь изо рта.
Тогда я счел добрым признаком, что больше ниоткуда у него кровь не течет. Когда Аберфан попытался поднять голову, у него потекла изо рта маленькая струйка крови и капельки стали просачиваться в утоптанный снег. И тут же перестала сочиться, даже прежде, чем мы внесли его в машину.
"Все в порядке, дружок мой, - сказал я ему.
– Скоро приедем".
Кэти запустила машину, остановила, снова запустила и погнала ее туда, где можно было повернуть. Аберфан обмяк у меня на коленях, хвостом на коробке скоростей. "Не двигайся, дружок", - сказал я и провел рукой по его шее. Там было мокро. Я поднял руку и со страхом взглянул на ладонь. Но крови не было. Просто влага от растаявшего снега. Я обтер ему шею и голову рукавом свитера.
"Далеко ехать?" - спросила Кэти. Она крепко сжимала руль обеими руками, спина ее была напряжена. "Дворники" метались по стеклу машины, не успевая счищать густо валивший снег.
"Примерно пять миль.
– Она нажала на педаль, ускорив ход, а потом, когда машина забуксовала, чуть сбавила скорость.
– С правой стороны шоссе".
Аберфан поднял голову с моего колена и посмотрел на меня. Десны его посерели, он тяжело дышал, но кровь как будто больше не шла. Он попытался лизнуть мне руку.
"Ты справишься с этим, Аберфан. Ведь ты уже один раз справился, помнишь?"
– Так вы из машины не вышли и не подошли удостовериться, что животное мертво?
– спросил Хантер.
– Нет.
– И вы не догадываетесь, кто мог сбить шакала?
– Слова звучали как обвинение.
Он обернулся к человеку в форме, который обходил мою машину с другого бока.
– Фу, ну и жара, словно в печке!
– Он встряхнул воротник рубашки.
– Вы не позволите мне войти?
– Это значило, что не следует мешать человеку в форме производить расследование. Пожалуйста, пускай обследует. Я ему мешать не буду. Чем скорее он обрызгает бампер и шины специальным составом, чтобы закрепить для обвинения следы шакальей крови, которых там не было, сложит смоченные листки в пакетики для улик и присоединит их к тем, которые уже наполняли карманы его формы, тем скорее они уберутся. Я открыл пошире решетчатую дверь.
– Ну прямо чудо!
– сказал Хантер, все потряхивая воротник.
– В этих старых глинобитных домах так прохладно.
– Он оглядел комнату: проявитель, увеличитель, диван, фотографии на стенах.
– Вам не приходит в голову, кто мог сбить шакала?
– Думаю, автоцистерна-водовоз. Кто же еще мог оказаться на Ван-Бюренском шоссе в эти утренние часы?
Я был почти уверен, что это был легковой автомобиль или маленький грузовик. Автоцистерна оставила бы от шакала мокрое место. Но у водителя водовоза разве что заберут на время права и заставят пару недель возить воду в Санта-Фе вместо Финикса, а может быть, и без этого обойдется. У нас в редакции ходил слух, что Гуманное Общество в лапах Бюро водоснабжения. А вот если это была легковушка, то Общество конфискует машину, а водителя засадит в тюрьму.
– Все водовозы стараются поскорее проскочить мимо дорожных фотокамер. Этот, наверное, даже не заметил, что задавил зверя.
– Что?
– переспросил он.
– Я сказал, что это скорее всего был грузовик. В часы пик больше никто не ездит по Ван-Бюренскому шоссе.
Я думал, что он скажет: "Кроме вас", - но он не сказал. Он даже не слушал, что я говорю.
– Это ваша собака?
– спросил он, глядя на фото Пердиты.
– Нет. Это была собака моей бабушки.
– И какая она?
Противная была тварь. А когда умерла, бабушка плакала по ней, как ребенок.
Я сказал:
– Это была чихуахуа.
Он стал оглядывать другие стены.
– Это вы фотографировали всех этих собак?
– Его манера изменилась. Он говорил вежливо, и я только теперь понял, как нагло он держался раньше. Шакалы, видимо, не только по мостовым бегают.
– Некоторых я снимал. А вот эту нет.
– Он смотрел на соседнее фото.
– Это боксер, да?
– Он показал пальцем.