Последняя война
Шрифт:
Мергейты добивали отряд Джендек-эмайра. На взгляд мирного селянина, шехдадского купца, а то и благородного эмайра, с детства привыкшего обращаться с оружием, но видевшего кровь только на неосторожно полученных ссадинах или на спинах наказываемых плетью провинившихся феллахов, это выглядело жестоко, но для воина… Ничего необычного. Это бой, и здесь могут отрубить руку или распороть клинком шейные жилы. Только в легендах раны выглядят красиво перевязанная голова героя, струйка крови, стекающая по щеке или, на худой конец, скрытый под шелковой черной повязкой вытекший глаз…
Ясур отлично понимал, что привело Фарра атт-Кадира в ужас. Храмовый послушник не то чтобы не видел, но даже и слышать не мог о подобном. Разрезанные безжалостным железом тела, вывалившиеся внутренности, бурлящая розовая пена на обнаженных легких, стекающий по халату кал из порванных саблей кишок… Вонь, предсмертные крики, просьбы добить, обращенные и к противнику, и к своим, брызги крови на лицах победителей и ставшие липкими от крови рукояти шамшеров… Никаких колышущихся под солнцем знамен — единственное знамя степняков выбили из рук нукера, и сейчас оно валялось под копытами лошадей, — нет рева труб и злобно-торжествующего грохота барабанов, отсутствует полководец в серебряной кольчатой броне и цветными перьями на шлеме, повелитель, ведущий свою блистательную армию к победе.
Ничего нет. Есть только маленький захолустный городок на границе Саккарема и Степи, рядом с которым мергейты учинили резню и который падет еще до заката.
— Фарр, — шепнул Ясур сзади, наклонившись к уху молодого мардиба. — Фарр, послушай меня не как наставника — сегодня после полудня я перестал им быть, а как человека, который много воевал. Надо уходить. Прятаться.
— Что? — тупо переспросил атт-Кадир. — Зачем?
— Нас больше. — Ясур покосился на стоявшего неподалеку Халаиба.
Градоправитель, защищенный стеной, просто стоял, опустив голову, не зная, что делать дальше. Он мог разобраться с купеческими пошлинами или жалобами заносчивых благородных эмайров друг на друга, мог, собрав два десятка воинов, уничтожить стоянку разбойников, появившихся в округе, но что делать сейчас?.. Как противостоять нашествию? Пускай рядом с Шехдадом одна поганая сотня мергейтов, но посейчас, от самого рассвета и до последних предзакатных часов, в отдалении идут мимо Шехдада, к полудню, сотни сотен…
— Кого "нас"? — Фарр немного пришел в себя и начал соображать. — Посмотри на степь!
— Наверняка ихний шад, пусть его сожрут ночные твари, — не повышая голоса, ответил стороне храма, — послал к нам всего один маленький отряд. По виду не больше сотни. Горожан в Шехдаде почти три тысячи. Но, думаешь, хотя бы один из двадцати сумеет взять в руки оружие и не порезаться?
— Ну? — Атт-Кадир с трудом удерживал в ставших непослушными пальцах переплетенную в черную кожу Книгу Провозвестника Эль-Харфа, которую решил прихватить с собой на стену.
— Купцы слишком боятся за свое имущество и склады, — криво усмехнулся Ясур и положил ладонь на плечо Фарра. Последний вдруг начал успокаиваться — Ясур умудрен многими летами жизни и подскажет, что делать. Сторож продолжал: — Всех благородных выбили, сам видел. Степняки кидают огненные стрелы. Долго гасить возникающие пожары мы не сумеем…
— Ну? — повторил Фарр.
— Купцы и семьи благородных, — совсем тихо произнес Ясур, — заставят Халаиба сдать город еще до заката.
— Это невозможно! — новый мардиб Шехдада едва не закричал, но, почувствовав на своем плече твердые и почти железные пальцы Ясура, притих.
— Возможно, — кивнул храмовый сторож. — Так всегда бывает. И вейгил, и остальные надеются на великую армию шада, да живет он тысячу лет. Думают, будто к рассвету сюда придут конные тысячи из Мельсины или Дангары и вышибут мергейтов обратно в Степь. Так вот, Фарр, ничего подобного не случится.
— Почему?
— Потому что солнцеликому шаду Даманхуру нет до нас дела, — ответил Ясур. — Для него это нападение столь же неожиданно. Он должен будет защищать от орды плодородные земли на полудне, купеческие города и конные заводы. Нами он пожертвует.
— А-а… — протянул Фарр и неуверенно напомнил: — Но за нами сила Атта-Хаджа! Он не бросит свой народ!
Ясур вдруг вытянул шею и, прищурившись, осмотрел дорогу перед воротами. Мергейты собрались в единый отряд, будто держа общий совет. Одинокий всадник, отделившись от сотни, поехал к стенам Шехдада.
— Незримый высоко, и, поверь, он сейчас будет защищать Мельсину и своего наследника — щада. — Голос сторожа был глух и бесстрастен. — Вечносущий не удостоит нас взглядом, как и ты не смотришь на кота, терзающего полевку.
— Это несправедливо… — выдавил, бледнея, Фарр. Сторож, похоже, говорил правду.
— Справедливо, — твердо сказал Ясур. — Лучше пожертвовать малым, чтобы спасти большее. И мы должны поступить так же.
— Как? — вытаращился атт-Кадир. В глубине души он понимал, что должен остаться здесь, на стене, тем более что светит солнце, Атта-Хадж смотрит на землю, а значит, можно будет воззвать к нему. Но непонятно откуда появившийся в голове вкрадчивый голос шептал: "Пусть приказывает Ясур. Он старше, умнее, опытнее, он знает, что такое война".
— Идем в храм. — Единственная, но способная гнуть железо ладонь сторожа потянула атт-Кадира к лестнице. — Там Камень. Камень из Мед дай. Пусть ты не спасешь жизни, но спасешь веру нашего народа, через которую возродится жизнь.
И Фарр, не раздумывая, ответил:
— Идем.
Ворота Шехдада распахнулись перед самым закатом, когда окровавленное больное солнце коснулось нижним краем сферы обломанных зубьев далеких гор. Звезд, едва начавших появляться У восходного окоема горизонта, видно не было легкий, почти незаметный ветерок сносил дымы в сторону Степи и стлал их над самой землей, не давая взгляду пробиться к вечным небесам.