Последняя загадка

Иванов Андрей Спартакович

– Вот оно что…

– Так-то. Я только что был у Куликовой и понял одну вещь.

– Какую, Юрий Саныч?

– Она считает, что я поймал и посадил Максимова из-за нее.

– Из ревности?

– Из ревности или из мести, одним словом, чтобы сделать ей больно за то, что она от меня к нему ушла. Налей-ка мне.

Соловец разлил остатки коньяка по стаканам.

– И вот я думаю, что и Максимов всю эту историю со стихами снова закрутил, чтобы унизить меня и втоптать в грязь, – произнес Мухомор.

– Мы его поймаем, Юрий Саныч.

– Дай-то Бог. – Подполковник поднял стакан.

Офицеры выпили.

– У тебя есть сигарета? – вдруг спросил Мухомор.

– Вы же не курите.

– Я тебя спрашиваю, есть или нет?

– Есть.

– Дай.

– Может, не стоит, товарищ подполковник?

–

Дай!

Соловец протянул пачку шефу. Петренко достал и поднес к носу сигарету.

– Больше двадцати лет не курил, – сказал он. – Никогда не тянуло, а тут вдруг захотелось. – Подполковник задумался. – Впрочем, лучше не начинать.

Мухомор положил сигарету обратно в пачку.

21

На пятницу в концертном зале Дворца молодежи была назначена премьера пьесы «Пьеса» в исполнении театра «Театр». Билеты в кассах не продавались, пригласительные распространялись исключительно среди театральной общественности Санкт-Петербурга, видных деятелей бизнеса и политики, а также знакомых и родственников участников спектакля.

В фойе перед концертным залом прохаживались светские знаменитости. В буфете шелестели разговоры об искусстве. Атмосфера театрального праздника пронизывала стены дворца.

Нарядно одетый и гладко выбритый Заславский дефилировал среди публики, раскланиваясь с мужчинами и целуя руки дамам.

Наконец двери концертного зала распахнулись, и зрители ручейком потекли туда, где должно было случиться чудо театра. Петренко с женой, до этого сидевшие в буфете, встали из-за стола и направились в зал. По дороге Мухомор купил красочно оформленную программку.

Когда публика расселась, прозвучал третий звонок и в зале погас свет. Перед занавесом, скрывавшим сцену, стоял микрофон. Из-за кулис на авансцену вышел Заславский, луч прожектора вырвал его из полумрака.

– Уважаемые дамы и господа, – обратился к публике Эдик. – Разрешите мне поздравить вас с наступлением сегодняшнего дня, ибо день этот стал праздником для любого человека, любящего и ценящего прекрасное.

В зале раздались аплодисменты.

– Спасибо, – продолжил Заславский, – я переадресовываю эти аплодисменты артистам, которые, стоя за кулисами, волнуются перед встречей с вами. Мне выпала честь представить вам театр, который уже очень хорошо знают в Европе, Америке и Азии. Весь мир рукоплескал театру «Театр», и наконец российский зритель получил возможность тоже познакомиться с его удивительным творчеством. Театр «Театр» – это содружество талантливых людей, сплотившихся вокруг замечательного человека и талантливого режиссера Леонида Попова-Белоцерковского. Что, на мой взгляд, является главной отличительной чертой театра «Театр»? Умение удивлять! Да, именно умение удивлять – это то, чего не хватает сегодняшним театрам и что в избытке имеется у Попова-Белоцерковского. Когда я познакомился с этим человеком, он буквально захлестнул меня своими идеями и поразил нестандартными взглядами. Казалось бы, в театре уже сделано и опробовано все. Но нет. Во время первого разговора со мной Леонид сказал, что мечтает поставить «Горе от ума», в котором Чацкий будет носить бороду. Оригинально, не правда ли? Кто еще из ныне работающих режиссеров может похвастать такими нестандартными взглядами? Не умаляя достоинства других театральных деятелей нашего великого города, должен сказать, театр «Театр» – это значительное явление современного сценического искусства. Позвольте мне предоставить слово петербургскому театральному критику, заслуженному деятелю искусств Антону Михалычу Устименко.

Раздались аплодисменты. На сцену вышел пожилой сутулый человек в поношенном костюме. Остатки седых волос критика были всклокочены, лицо разгорячено, а голос взволнован.

– Уважаемые любители театра, – начал Устимеико, – я много лет занимаюсь театральным процессом и, можно сказать, постиг его до конца. В сороковые годы, будучи ребенком, мне довелось побывать на уникальных спектаклях брянцевского ТЮЗа. Я как сейчас помню уникальных актеров, удивительные декорации и филигранное музыкальное оформление каждого спектакля. Что отличало тогдашних актеров от нынешних? Этот вопрос давно мучил меня, пока я не нашел на него ответ. Тогдашних актеров

отличало от нынешних умение играть! Взять, скажем, спектакль «Конек-Горбунок». Ах, какой это был спектакль! Я бы сказал, показательный спектакль! Два слова о самом Коньке-Горбунке. Это была гениальная работа актрисы, чье амплуа определялось тогда как лирическая инженю. Актриса, прежде игравшая школьниц и школьников, сумела сломать стереотип, навязанный ей природой, и расширить горизонты своих возможностей! Актерский подвиг – так можно было сказать о ее работе. Но не только Конек-Горбунок запомнился мне. Я помню другую актрису, исполнявшую роль березки, да-да, простой березки, у которой в пьесе не было ни единого слова. У меня и сейчас стоит перед глазами молодая, тонкая девочка, которая так верила в то, что играла, так до конца отдавала себя сцене, что зрители специально приходили посмотреть на ее огромные голубые глаза и руки, изображавшие березовые ветви! – Устименко перевел дыхание и вдруг всплеснул руками. – Где вы, нынешние березки! Где вы, нынешние Коньки-Горбунки! Я жду вас, я готов на колени пред вами встать, если вы появитесь! Всматриваюсь в нынешнюю молодежь и не вижу ничего. – Критик сделал паузу, о чем-то задумался и хитро улыбнулся. – Я вам сейчас расскажу поучительный случай. Однажды мне довелось присутствовать на репетиции одного детского спектакля в тогдашнем ТЮЗе. Если не ошибаюсь, это был спектакль «Три поросенка». Не стану расписывать художественные достоинства самого спектакля, он вошел в учебники, о нем много написано. Но вот что мне запомнилось. На репетиции у одного поросенка никак не получалась реплика о каменном домике. Он пожаловался режиссеру на то, что текст написан недостаточно литературно. И что, вы думаете, ответил режиссер? – Устименко сделал паузу и обвел взглядом зрительный зал. – Режиссер сказал: «Актер должен оправдать табуретку!» Вдумайтесь в эти слова! Табуретку!

На сцене вновь появился Заславский, быстрым шагом он подошел к микрофону.

– Спасибо, Антон Михалыч, – произнес Эдик. – Чрезвычайно интересно услышать мнение опытного театрального критика.

– Я уже заканчиваю. Хочу только рассказать еще один случай из моей театральной практики.

– Антон Михалыч, а что вы можете сказать о нынешней премьере?

– Премьера – это всегда цветы, всегда слезы, всегда грусть, переходящая в радость, и наоборот!

– Большое спасибо. Надеюсь, вы вместе с нами сегодня испытаете и радость, и грусть во время просмотра спектакля театра «Театр».

Устименко покинул сцену.

– Сегодняшнее событие, друзья, – продолжил Заславский, – было бы невозможно без людей, которые понимают и ценят прекрасное. Я имею в виду спонсоров, чья помощь дала возможность театру «Театр» осуществить сегодняшнюю постановку. Я с удовольствием приглашаю на эту сцену генерального директора фирмы «Империал» Людмилу Леонидовну Врублевскую.

Одетая в темное вечернее платье женщина поднялась из зала на сцену и подошла к микрофону. Оказавшись рядом с Заславским, она обожгла его взглядом. Эдик поправил перед женщиной микрофон и отправился за кулисы.

– Дамы и господа, – начала Врублевская, – в наше время мы горячо и много говорим о защите собственного производителя. Это правильно. Каждая уважающая себя страна должна делать все, чтобы ее жители чувствовали себя комфортно и защищенно. Посмотрите, что происходит у нас. Наша фирма производит мебель, но зачастую покупатель вынужден приобретать более дешевую импортную продукцию, несмотря на ее низкое качество. Особенно это касается мебели из Белоруссии.

Услышав слова Врублевской о белорусской мебели, Петренко, сидевший с женой в третьем ряду, поморщился.

– Защищать нужно все, – продолжила директор «Империала», – и мебель, и станки, и театры, и кино.Хочу сказать несколько слов о кино. Я большая поклонница отечественных картин и сериалов. Меня раздражает, что по телевизору с утра до вечера крутят американские фильмы и южноамериканские «мыльные оперы». Сначала мы смотрим импортное кино, потом слушаем иностранных проповедников, а затем теряем свою веру и забываем свой язык. Давайте наконец поставим заслон мутному заокеанскому потоку и начнем смотреть то, что сами производим. Я не случайно заговорила о кино. Кино и театр – родственные формы искусства. Театр тоже нуждается в поддержке и защите.