Последняя зима
Шрифт:
– Враг ответит!
– роняет Дружинин.
– Расплата уже идет!
– добавляю я.
Нам надо торопиться в Штаб партизанского движения. Он помещался в большом доме на Старо-Подвальной улице, хорошо известном всем киевлянам. Многое в этом доме сразу напомнило мне штабы времен гражданской войны.
Документы у входа проверяли не красноармейцы, а два человека в штатском, перетянутые ремнями, увешанные оружием, с алыми ленточками на шапках. И дальше по лестницам, по коридорам сновал все больше наш брат партизан. Ватники, полушубки, а то и куртки, перешитые из явно трофейных шинелей... Бороды, от широких - лопатой до узких - клинышком... Усы всевозможных фасонов: от висячих
– Теперь в Словакию...
– Будут расформировывать...
– Хотелось бы подальше, за Вислу...
– Наши уже в армии...
– Район приземления неизвестен...
– Дрались в болотах, сумеем драться и в горах...
Я оборачиваюсь к Дружинину:
– А тебе что больше улыбается - болота или горы? Говори в последний раз - куда нас пошлют?
– Ты же против гадания! Сейчас все узнаем.
Через несколько минут входим в кабинет начальника Украинского штаба партизанского движения генерал-майора Тимофея Амвросьевича Строкача. Он все такой же спокойный, строгий, невозмутимый, каким был одиннадцать месяцев назад, когда прилетал к нам на Уборть. Генерал сердечно поздоровался, предложил сесть. Разговор начался самый обыкновенный расспросы, как доехали да как дела в соединении, но ни слова о том, что нас волновало. Наконец я не выдержал и поинтересовался, зачем нас с Дружининым вызвали.
– Не имею представления, - чуть пожал плечами начальник штаба.
– Я вызвал вас по распоряжению Центрального Комитета. Вот завтра обо всем там и узнаете.
– Ну а все-таки?.. Переброска? Расформирование?
– спросил Дружинин.
– Не знаю, право, не знаю, - опять повел плечами Строкач.
Он-то, конечно, знал... Но нашел Владимир у кого выпытывать! Нет, как видно, до разговора в ЦК ничего не узнаем!.. Мы условились, что снова будем у Тимофея Амвросьевича завтра в десять ноль-ноль, получила направление в гостиницу и пошли отдыхать, памятуя, что утро вечера мудренее.
Последний раз спал я на кровати с пружинным матрацем, и не в землянке, не в избе, а в хорошей городской комнате, больше года назад, в Москве. Сколько пройдено, сколько пережито за эти тринадцать месяцев! Тогда фронт был под Вязьмой, теперь он под Одессой. Тогда наше соединение воевало на берегах Десны, теперь оно вместе о армейскими частями у берегов Западного Буга... В тот мой приезд, точнее прилет, на Большую землю решался вопрос о разделе Черниговского соединения и нашем рейде за Днепр. А какова будет судьба соединения сейчас?
В половине одиннадцатого утра мы вместе со Строкачем уже поднимались по широкой лестнице хорошо знакомого здания Центрального Комитета Коммунистической партии Украины.
Встретили нас с Дружининым тепло. Поздравили с победами партизан на Волыни. Сказали, что мы свое дело сделали, и притом очень большое дело. Поблагодарили от вмени партии, народа за хорошую службу, а затем объявили, что и для меня, и для Владимира Николаевича война как бы уже закончилась. Центральный Комитет решил использовать нас на восстановительной работе.
Освобождение от врага родной украинской земли завершалось, но почти все наши города и села лежали в развалинах. Во всей республике не было ни одного полностью уцелевшего и нормально действующего предприятия. Начинался весенний сев, а во многих местах приходились пахать на коровах. Все надо было восстанавливать или строить заново, все налаживать - работы в тылу масса. Вот и нам с Дружининым предстояло перейти на хозяйственные рубежи.
А как поступить с Черниговско-Волынским партизанским соединением? Его решили разделить на два самостоятельных: одно под командованием Рванова, а другое под командованием Балицкого. Благодаря разукрупнению каждая из единиц станет более маневренной и получит больше шансов проскользнуть через фронт в Польшу. А жаль, очень все-таки жаль, что уже не придется вернуться к людям, вместе с которыми я провоевал больше двух с половиной лет и прошел огромный боевой путь!
Получить новое назначение нам предстояло те сразу. По настоянию генерала Строкача нас оставили в его распоряжении еще на месяц. За это время надо было написать подробный отчет о боевых делах нашего соединения. Кроме того, нам с Дружининым предоставлялся трехдневный отпуск для поездки к семьям, которые находились по соседству, в Чернигове.
Выходя из здания ЦК, я сказал Дружинину:
– Вот мы с тобой уже и бывшие... Бывший командир и бывший комиссар!
– Приказ не подписан!
– бросил Строкач.
– А когда и подпишем, все равно, пока не сдадите отчета, вы для меня не бывшие... Дисциплинку не забывайте!
– С вами как-нибудь поладим, Тимофей Амвросьевич!
– пообещал я.
На следующее утро мы с Дружининым отправились в Чернигов. Это было 29 марта, накануне дня моего рождения. Хорошо провести такой день в кругу семьи! Лучшего подарка себе и не придумаешь.
Мы быстро доехали до города, который я покинул два года семь месяцев назад, где зародилось наше соединение. Вспомнился мой отъезд из Чернигова, кружащие в небе "хейнкели", грохот бомбежки и дым пожаров, скачущая по улице хромая лошадь, взятый мною в машину сумасшедший... Чернигов с тех пор еще не раз бомбили, обстреливали. Разрушений в городе много. И с первого взгляда видно, что жизнь здесь только начинает налаживаться.
Знакомый, чудом уцелевший дом. Покидая Чернигов, я так и не зашел сюда, чтобы прихватить с собой хоть что-нибудь в дальнюю военную дорогу. Волнуясь, стучу раз-другой. За дверью - торопливые шаги жены и ликующий визг дочерей.
Нечего говорить, что отпущенные мне на побывку три дня прошли славно. Много радостей принесла не только встреча с семьей. Приятно взволновали, растрогали и многочисленные встречи с друзьями-партизанами, с теми, кто не принимал участия в нашем рейде на запад, остался на Черниговщине и теперь впрягся в нелегкую работу по восстановлению народного хозяйства. Повидал жену, детей, обнял боевых товарищей и Владимир Николаевич Дружинин.
Через три дня мы вернулись в Киев.
Нас несколько пугало предстоящее составление отчета. Мне казалось, что ничего не может быть скучней, чем сидеть в гостиничном номере, перебирать копии собственных же донесений, рыться в старых приказах, вспоминать, подсчитывать, - в общем, заниматься канцелярской канителью. В действительности же эта работа захватила нас, оказалась живым, интересным делом.
Итоговые цифры, характеризующие боевую деятельность Черниговско-Волынского партизанского соединения, были внушительными. Подорвано 683 вражеских эшелона, убиты многие сотни врагов - фашистских солдат и офицеров, полицейских и бандеровцев... Цифр масса - больших, красноречивых, и за каждой из них - отвага и боевая выучка наших славных партизан, их самоотверженность и любовь к Родине!