Последствия греха
Шрифт:
Лорд Розем откинулся на спинку кресла и сцепил руки. Урсула заподозрила, что он пытается что-то из нее вытянуть, и рассердилась.
— А при чем здесь салон мадам Лонуа? — требовательно спросила она. — Может быть, там кроется повод к убийству бедной Лауры?
Лорд Розем пожал плечами. Его интерес угас, кажется, так же быстро, как и возник.
— Я уверена, что-то должно быть!
Быстро взглянув на часы, лорд Розем поднялся.
Урсула пыталась совладать со своим раздражением. Лорд Розем недвусмысленно намекнул, что разговор окончен. Девушка помедлила, барабаня пальцами по краю шляпы, а потом встала.
Их взгляды встретились.
Лорд Розем протянул руку, указывая по направлению к дверям:
— Мистер Харгривз вас проводит.
— Не сомневаюсь, — кратко отозвалась Урсула.
— Мисс Марлоу, вы слишком молоды и неопытны для того, чтобы вовлекать вас в столь отвратительное дело, — сказал лорд Розем, распахивая перед ней дверь. — Советую оставить все как есть.
Урсула прищурилась. Лорд Розем держал дверь открытой, и краем глаза она заметила мистера Харгривза, оправлявшего свой черный жилет.
— Я уверен, у вас найдется много других увлекательных занятий, — продолжал лорд Розем снисходительным тоном. — Почему бы вам ради спокойствия вашего отца не поспешить домой и не выкинуть из головы мисс Стэнфорд-Джонс?
Неизвестно, какого ответа он ожидал от Урсулы, но уж явно не пощечины.
3
Когда Урсула вышла, лорд Розем вернулся к своему столу и сел. Он отодвинул бумаги и извлек маленький томик в запачканной замшевой обложке. Томик был перевязан тесемкой, такой истертой, что она совершенно потеряла цвет. Он задумчиво побарабанил по обложке пальцами.
Эта книга была своего рода дневником. Отчасти путевыми заметками, отчасти записью размышлений. Название «Экспедиция Рэдклифа. Вниз по Ориноко» было написано превосходным каллиграфическим почерком. Позже кто-то перечеркнул вторую часть заглавия и вывел неровную, прыгающую строчку: «Путешествие в ад». Ранние записи освещали экспедицию с точки зрения ботаника; к ним прилагались подробные и очень искусные зарисовки мангровых деревьев, орхидей и бромелиад. Переворачивать страницы было все равно что делать шаги. По мере продолжения, однако же, происходило что-то странное. Зарисовки становились эксцентричными, часто они в карикатурном виде изображали участников экспедиции. Последняя запись была датирована 11 апреля 1888 года — днем злополучной резни. Больше не было ни слова, за исключением двух небрежных набросков, помещенных на внутренней стороне обложки и потому скрытых от взгляда. Один рисунок изображал белого мужчину, связанного и с кляпом во рту; другой представлял собой гротескную фигуру в маске, которая нависала над ним, сгорбившись и почти касаясь руками земли, как обезьяна.
Выскользнула лежавшая меж первых страниц дневника карточка — маленькая, с черной каймой. На ней было написано: «Последствия греха неотвратимы. Дитя, порожденное тобой, умрет».
Дневник, адресованный «достопочтенному лорду Розему, королевскому адвокату», прибыл утренней почтой. Отправитель — мистер Роберт Марлоу — приложил к посылке написанное от руки письмо, в котором звучала привычная настоятельность: «Эта вещь прибыла сегодня утром без указания имени адресата, и мне пришлось действовать быстро, чтобы ее не заметили любопытные глаза Урсулы. Встретимся, когда я вернусь. Никому не сообщайте».
Решив не тратить больше времени даром, лорд Розем вызвал клерка и попросил его назначить как можно скорее встречу мистеру Роберту Марлоу.
Солнце
Как только Урсула добралась до дома, она пошла наверх переодеться, отказавшись от помощи горничной. Урсула сидела на обитом шелком стуле перед своим туалетным столиком и смотрелась в зеркало. Как часто бывало с ней в гневе, она пристально разглядывала отражение и усилием мысли внушала «второму я» не терять самообладания, в то время как жгучие слезы ярости катились по ее щекам.
Она не чувствовала себя такой расстроенной с тех самых пор, как познакомилась с Алексеем, и сегодняшнее унижение воскресило в памяти неприятные воспоминания. Алексей был сыном одной из оксфордских наставниц Уинифред — Анны Прозниц, которая покинула Россию после кишиневского погрома 1903 года. Алексей последовал за матерью в Лондон в 1905 году, когда революция в Петербурге потерпела поражение. Неистовый социалист, он остался в Лондоне после Третьего съезда Российской социал-демократической рабочей партии, чтобы вербовать сторонников в среде экспатриантов.
Даже сейчас Урсула помнила все подробности их короткого романа. Они с Уинифред приехали домой к Анне и увидели, что Алексей сидит в гостиной, склонив над книгой смуглое худое лицо и закинув ноги на стол. На нем были ярко-синие брюки, изношенные сапоги и защитного цвета рубашка с закатанными рукавами. Когда Урсула вошла, молодой человек взглянул на нее поверх очков в проволочной оправе и усмехнулся. Урсула почувствовала себя неловко. Одетая в прогулочный костюм из китайского шелка с ручной вышивкой и широкополую соломенную шляпку, она была олицетворением буржуа. Вскоре, разъяренная его ехидным замечанием относительно «богатых наследниц, играющих в политику», Урсула опрометью выскочила из квартиры. Склонившись из окна третьего этажа, Алексей во весь голос прокричал извинение и бросил ей экземпляр ленинской статьи «К деревенской бедноте» с приглашением прийти на публичный митинг. Так начался головокружительный, страстный, безумный роман, и который теперь, два года спустя, Урсула почти позабыла.
Входная дверь открылась, и девушка вновь вернулась в действительность. Она услышала знакомый звук отцовских шагов в коридоре; мистер Марлоу здоровался с Биггзом и миссис Стюарт. Урсула встала, торопливо наполнила раковину холодной водой и умылась, насухо вытерла бледную кожу ирландским льняным полотенцем и снова взглянула на свое отражение, задумавшись, сумела ли она прийти в себя настолько, чтобы избежать неприятных расспросов со стороны отца.
— Можно войти, мисс? — спросила Джулия сквозь дверь. — Я помогу вам переодеться к ужину.
— Не беспокойтесь. Я сначала спущусь поздороваться с папой.
Урсула побрызгалась розовыми духами, подошла к двери и отворила ее.
Джулия по-прежнему стояла на площадке, в чепце и переднике.
— Потом я переоденусь к ужину, — уверила ее Урсула. — Приготовьте платье лавандового цвета — это папино любимое.
— Конечно, мисс. — Джулия сделала торопливый книксен и заспешила гладить платье.
Мистер Марлоу ожидал обычного приветствия — громкого возгласа с верхней площадки и широкой улыбки, с которой дочь бежала вниз навстречу ему. И та не разочаровала его. Урсула перегнулась через перила и увидела, что отец, утомленный путешествием на север Англии, стоит внизу.