Последствия греха
Шрифт:
Урсула услышала звуки тяжелых шагов по скрипучим половицам у себя над головой. Ненадолго наступила тишина — лишь на пару секунд, — а потом она схватила лорда Розема за руку и оттолкнула прочь.
— Не волнуйтесь, — заявила она, надеясь, что ее голос не дрожит. — Я ухожу. Но вы присмотрите за ней, хорошо? Я позвонила вам только потому… ну, я сказала Фредди, что вы сумеете помочь. И пообещайте мне, что с ней не случится ничего плохого.
— Я когда-нибудь подводил вас или вашу семью? — мрачно поинтересовался лорд Розем.
У девушки не нашлось ответа.
Она открыла заднюю дверь и выглянула
Урсула успела сделать лишь пару шагов, когда лорд Розем снова схватил ее за локоть.
— Прежде чем вы уйдете… — начал он.
Урсула обернулась и раздраженно посмотрела на него.
— Быстро отвечайте, вы ничего не трогали и не двигали наверху?
— Ради Бога, — отозвалась та, потирая руку. — Вы считаете меня ребенком. Конечно, я ничего там не трогала.
Лорд Розем отошел; дверь закрылась. На востоке над домами занималось тусклое голубоватое сияние. Урсула поняла, что следует спешить. Мистер Марлоу, любитель рано вставать, скоро выйдет из своей комнаты. Биггз лишь на какое-то время сумеет скрыть ее отсутствие.
Полковник Уильям Рэдклиф сидел за своим столом красного дерева, глядя на лист белой бумаги и вспоминая о Венесуэле.
Он покинул необъятные просторы Ориноко и пустился в неторопливое путешествие по ее узким притокам. Он наблюдал за тем, как весло погружается в коричневато-белесую воду и цепляется за переплетения корней, скрытых под поверхностью реки. Он вспомнил ощущение, которое внезапно охватило его, — уверенность в том, что смерть близко. Реющий в жарком воздухе и щекочущий ноздри запах разложения был повсюду. Призрак поводил глазами, отыскивая его, как тот черный ягуар, который долгие дни крался за ними по темным заболоченным берегам.
Рэдклиф скомкал листок; в его ушах по-прежнему звенел пронзительный крик обезьян-ревунов. Он с трудом вник в смысл только что полученных известий. Да и как отцу перенести смерть дочери? Свежая рана причиняла жгучую боль, воскрешала в памяти все прошлые потери. Сможет ли он жить, зная о том, что ее гибель связана с ужасными событиями двадцатилетней давности?
Образы вернулись. Как будто лихорадка вновь поразила его и отказывалась выпустить из своей цепкой хватки.
«Хозяин! — раздался голос из полумрака у него за спиной. — Глядите, еще один!» Быстро обернувшись, он увидел Бейтса — тот сидел сгорбившись в каноэ над своими книгами и растениями и что-то бормотал. Протянулась рука. Сквозь навес блеснула вспышка белого света, которая внезапно превратилась в ярко-алый цветок. Бейтс не двигался. После всех этих долгих месяцев он вообще больше не смотрел по сторонам. Они вслепую бессмысленно блуждали по притокам собственного замутненного сознания. У них началась лихорадка. Индейцы были пьяны. Пошли разговоры о том, чтобы напасть и сбросить белых в реку. «Бейтс будет первым, — подумал он, — а я собираюсь выжить». Прежде чем спустится ночь. Сегодня. Возможно, когда Бейтс заснет. Нож в сердце. Удар по голове сзади. Эти образы мучили его: черная кровь, черная ночь, тени вокруг. «Я должен
В кабинете прозвучал выстрел. Звук гулко отдался от стен длинной картинной галереи. Он разбудил Фанни Рэдклиф, которая, не зная еще о смерти своей сестры, дремала в плетеном кресле под большим вязом. С ее колен в густую зеленую траву скатилась бутылка опийной настойки. Две афганские борзые, лежавшие у ног девушки, вяло приподняли морды. Фанни погладила собак по головам и лениво подумала, что, кажется, отец решил прогуляться вместе с лесничим. Вскоре эта мысль покинула ее, Фанни снова откинулась на желтую подушку и закрыла глаза. Наступила странная тишина, которая быстро распространилась повсюду, — то зловещее молчание, которое обрушивается подобно грому.
2
Уинифред Стэнфорд-Джойс сидела и наблюдала за дождем. Ровный стук капель успокаивал ее. По крайней мере это был не чужой голос, который снова и снова требовал от нее объяснения событий минувшего вечера. Что она может объяснить, ничего не зная? Как внушить им, что она ничего не помнила с той минуты, как уснула в объятиях возлюбленной?
Она познакомилась с Лаурой Рэдклиф три месяца назад, дождливым вечером в четверг, в середине июля. Обе остановились перед одной и той же картиной в Королевской академии искусств — полотном Густава Климта, которое недавно привезли из Франции. «Афина Паллада».
— Все дело в ее глазах, вам так не кажется? Своим взглядом она бросает вызов, — заговорила Лаура.
Но Уинифред очаровало нечто другое. Золото шлема, сверкающие пластинки панциря, жезл в руке богини.
— Все дело в силе. Вот что влечет человека, — отозвалась она.
Девушки понимающе взглянули друг на друга и стали вместе бродить по залу, критически оценивая друг друга наряду с картинами. Там была еще одна работа Климта, которая также привлекла внимание Уинифред. «Золотые рыбки». У героини были темные волосы. Такие же как у Лауры, подумала она, темные и спутанные.
Через неделю Уинифред и Лаура стали любовницами.
С тех пор прошла как будто целая вечность; казалось, целая жизнь отделяет Уинифред от их последнего вечера вдвоем, хотя это было два дня назад. Время с момента смерти Лауры превратилось в смутную череду вопросов.
Лорд Розем немилосердно выпытывал у нее подробности, хотя воспоминания Уинифред были настолько смутными, что она с трудом могла сказать хоть что-то.
— Где вы ужинали?
— Кажется, в «Озье». Это ресторан на…
Он поднял руку.
— Я прекрасно знаю, где это. И до которого часа вы там пробыли?
— Кажется, до десяти.
— А потом?
— Отправились в салон к… впрочем, я не обязана…
— Мисс Стэнфорд-Джонс! Это становится в высшей степени утомительным. Я должен знать все.
— К мадам Лонуа. Вы знаете…
— Мне знакомо это заведение. Хотя, конечно, меня трудно назвать его завсегдатаем.
— Разумеется.
Уинифред была готова улыбнуться. Разговор становился натянутым и официозным, будто подоплека всех этих вопросов была настолько омерзительной, что упоминании о ней следовало избегать до тех пор, пока не истощатся все избитые любезности. Она знала, что придется все рассказать.