Последствия
Шрифт:
Сейчас, однако, ножа не видно - руки незнакомца сложены внутри широких рукавов его мантии.
– Пришел опять меня пытать? Все равно не сломаешь.
– Знаю, - все с той же зловещей улыбкой отвечает гость.
– Стойкость твоя непоколебима.
– Он поднимает палец, словно хочет сообщить некую важную мысль. Но это не его мысль, - похоже, он намерен передать чью-то чужую.
– Ты знаешь, что повелители ситхов иногда могли извлекать из своих пленников энергию Силы? Высасывать из них жизнь, укрепляя свою связь с темной стороной? А также продлевать собственное существование на многие столетия?
– Ты что, вообразил
Незнакомец цокает языком:
– Вряд ли. Меня зовут Ташу, и я всего лишь историк. Страстный исследователь древних обычаев. И до недавнего времени - советник Палпатина.
– Мой друг Люк кое-что мне о нем рассказывал.
Ташу улыбается еще шире, показывая белоснежные зубы.
– Представляю, что мог тебе наговорить наивный растерянный мальчуган.
– Он шевелит пальцами, словно проверяющий прочность паутины паук.
– Я знаю, что физически тебя не сломить.
– Тогда зачем ты вообще сюда приходишь?
– Чтобы не давать тебе спать. И чтобы помочь сломить тебя морально. Возможно, никакой информации мы от тебя не добьемся, но почему бы не попрактиковаться?
– Я пилот. Я привык не спать.
– Да, но ты не привык к отсутствию какой бы то ни было надежды. Оглянись вокруг. Ты взаперти, тебя пытают ради самих пыток. Империя возрождается - прямо сейчас, в этом самом дворце. Твоя Новая Республика получила передышку и обретает почву под ногами, но в нашем распоряжении военная машина и благословение темной стороны. И даже если ваши продолжат свое продвижение вперед, захватывая систему за системой, мы будем ждать, так или иначе. Империя - лишь внешняя оболочка. Речь не идет о законе и порядке. Речь идет о полном контроле, и мы всегда будем к нему стремиться. Как бы вы ни пытались нас победить, мы - инфекция в костях Галактики, которая наносит удар в самый неожиданный момент.
– Ошибаешься, - скрежещет зубами Ведж.
– Галактика - обитель добра. Нас больше, чем вас.
– Дело не в численности или процентах. Дело в вере. Нас мало, но вера наша во сто крат сильнее, чем ваша, пусть вас и много.
– Я верю в Новую Республику.
– Что ж, - усмехается Ташу, - твою веру еще предстоит испытать на прочность.
– Так же, как и твою рожу. Когда я дам тебе пинка в зубы.
– Ага, вот и он.
– Ташу с треском щелкает пальцами, словно ломая птичью шею.
– Живой росток злобы и ненависти, рожденный чувством безнадежности, которое я в тебе посеял. Жуткое крошечное семечко. Не могу дождаться, когда из него вырастет презренное дерево, принеся свой омерзительный плод.
ИНТЕРЛЮДИЯ. КОРОНЕТ, КОРЕЛЛИЯ
Вспыхивает молния, и драка продолжается. На крыше старого голотеатра, на фоне яркого, постоянно меняющегося рекламного изображения сражаются двое. Они здесь уже столь давно, что утратили всякое чувство времени. Они устали, перепачкались, промокли от непрекращающегося дождя.
Но они продолжают драться.
Тот, что постарше - коренастый и неопрятный, в болтающейся на нем ржаво-красной броне, - кружит возле противника, выставив перед собой похожие на булыжники кулаки. Он слизывает стекающую из носа струйку крови и ухмыляется, словно пьяный.
– Мы можем в любой момент закончить этот цирк, приятель, - рычит Денгар.
– Сесть, выпить по пинте, все обговорить.
– Никаких разговоров, - отвечает
Денгар снова бросается на врага, размахивая кулаками, словно молотами. Будто ему хочется не просто поколотить более молодого и проворного противника, но и превратить его в кашу, как спелый плод для утреннего сока. Удар попадает Меркуриалу в ключицу, боль прошивает шею и руку. Одна из его дубинок падает на крышу, разбрызгивая воду в луже.
Меркуриал отскакивает в сторону, а когда Денгар устремляется за ним, молодой охотник за головами ловко уворачивается и с силой вонзает конец второй дубинки в зазор между бронепластинами Денгара, прямо в ребра.
Взвыв, тот пятится, схватившись за бок. Улыбка превращается в гримасу.
– Присоединяйся ко мне. Ты ловок и быстр, но глуп. По-настоящему глуп. Только взгляни на себя - зеленый, словно свежий доакиевый спайс. Тебе нужна... направляющая рука.
– Твоя?
– насмешливо уточняет Меркуриал.
– Не могу даже представить подобного, старик.
– Снова молния, без грома.
– Ты еще не понял? Я взялся за эту работу, потому что мне нравится быть одному. Я люблю одиночество.
– Он издает странный мелодичный смешок.
– Если я не вступил в ваш клуб единомышленников, то это вовсе не значит, что я перестал быть охотником за головами.
Денгар снова начинает кружить.
Меркуриал мелкими шажками движется в другую сторону, к своей упавшей дубинке.
– Мы всегда держались вместе!
– кричит Денгар.
– Может, потому другие охотники всегда уводят нападу у тебя из-под носа? А ты вечно плетешься в хвосте?
Дубинка уже у ног Меркуриала. Он пинком подбрасывает ее и тут же ловит.
– О-хо-хо, хочешь сказать, я потерял свою прежнюю прыть?
– Как можно потерять то, чего у тебя никогда не было?
– Ах ты, мелкий задолиз! Да я отказывался от выгодных контрактов, когда ты еще в космических пеленках ходил!
– Про тебя поговаривают, будто ты до сих пор в космических пеленках.
– Я так погляжу, ты не слишком меня любишь?
– Хочешь честно? Ты просто чокнутый старикашка. Сказать от всей души? Никто тебя никогда не любил.
Удар попадает в цель. Словно обезумевший зверь, которому нужно лишь подсунуть под нос подходящую приманку, Денгар устремляется на врага, но в последний момент отпрыгивает влево и, упав, катится по крыше. Вскочив на ноги на другом ее конце, он разворачивается к противнику - и в руке у него дробовик, готовый рассеять атомы тела Меркуриала по вспыхивающему рекламному щиту.
Оба застывают - Меркуриал с поднятыми руками, Денгар на одном колене, нацелив на врага широкое дуло оружия.
На этот раз оба молчат. Напряжение растет - словно между ними протянулась невидимая, готовая порваться нить. Снова сверкают молнии. Палец Денгара дрожит на спусковом крючке. Слышно гудение дробовика. Меркуриал крепче сжимает в руках дубинки.
Надо что-то делать.
Иначе Денгар его застрелит.
Взгляд Меркуриала падает на соседнюю крышу. Глаза его расширяются, челюсть отвисает. Он вызывает в памяти знакомый образ и, запинаясь, говорит: