Послушник и школяр, наставник и магистр: средневековая педагогика в лицах и текстах
Шрифт:
Есть лучший способ изложения, заключающийся в том, чтобы тот, кто слушает, слышал истинное; и чтобы понимал то, что слышит; выдающееся дарование лучших умов — любить в словах истину, а не сами слова. Чего стоит золотой ключ, если им нельзя открыть того, что мы хотим? Или чем плох деревянный, если с его помощью можно это сделать, когда мы не хотим ничего другого, кроме как открыть то, что закрыто? Ведь сказал некий оратор, и верно сказал, что нужно говорить так, чтобы учить, услаждать, увлекать за собой. Затем он добавил: учить — необходимость, услаждать — удовольствие, увлекать — победа. Из этих трех элементов то, что стоит на первом месте, необходимость обучения, заключается в том, что мы говорим; остальные два — в том, как мы говорим. Одним словом, при обучении речь наставника не должна делать желанным то, что пугало, призывать к тому, о чем потом придется сожалеть, но [128] открыть то, что было скрыто. Если же говорящий хочет усладить слух того, для кого говорит, или увлечь его, то, если он не уделяет внимания форме своего изложения, он не добьется этого; для достижения желаемого важно знать, как сказать. Нужно так услаждать слушателя, чтобы он стремился слушать, так увлекать, чтобы он склонялся к действию; и как слушатель наслаждается, если ты приятно говоришь, так он и увлекается, если ему нравится то, что ты обещаешь, боится того, чем ты угрожаешь, ненавидит то, что ты порицаешь, принимает то, что ты советуешь, скорбит о том, о чем, по твоему мнению, нужно скорбеть, радуется тому, чему ты призываешь радоваться, жалеет тех, на кого ты ему указываешь, призывая пожалеть, избегает тех, кого ты, устрашив, посоветуешь избегать. И все, что угодно, с помощью большого красноречия может волновать души слушателей не с тем, чтобы они знали, что надо делать, но чтобы склонились к действию,
128
должна
С этими тремя задачами — обучать, услаждать, увлекать — по всей видимости, хотел связать и другие три создатель римского красноречия, когда сказал следующее: "Тот может считаться действительно оратором, кто сможет изложить малое скромно, среднее — умеренно, большое — величественно". И как если бы добавляя первые три [129] и объясняя ту же мысль, сказал: "Тот будет оратором, кто сможет, с тем чтобы научить, малое изложить просто; чтобы усладить, среднее — умеренно; чтобы увлечь, высокое — величественно". Эти три его [130] могут быть использованы в публичных выступлениях; но не здесь, не в церковной обстановке, где истолковываются слова Того, Кого мы хотим вообразить. В этих условиях говорят мало, когда должны обсуждаться денежные дела, много, когда речь идет о здоровье и жизни людей; когда же ни о чем не надо судить и ничего не предпринимать, чтобы слушатель действовал или принимал решения, но только, чтобы он наслаждался, то тогда используется средний, умеренный, сдержанный способ изложения; «умеренный» здесь является термином, мы же иногда вольно используем это слово для обозначения малого, в несобственном смысле. В каждом случае, когда мы разговариваем с нашей паствой, и особенно при произнесении проповедей, мы должны все соотносить со спасением людей, не временным, а вечным; и также, когда речь идет о том, как избегнуть вечной погибели, все, что мы говорим, является важным; [131] вплоть до того, что даже не должны казаться малым денежные вопросы — обретения или утраты, о которых говорится священником с кафедры, будь это большие деньги или малые. И не является малым справедливость, которую мы должны соблюдать, конечно, и в мелких денежных вопросах, ибо сказал Господь: "Кто верен в малом, верен и во многом" (Лук. 16). Что мало, то мало. Но быть верным в малом есть многое.
129
постулата
130
постулата
131
буквально: большим
Что же означает не только красноречиво, но и мудро говорить, как не умение в праведных делах, в которых должно быть выслушанным, использовать нужные слова в простом типе речи, блестящие — в умеренном, убедительные — в высоком? Но кто не может ни того, ни другого, пусть лучше скажет мудро то, что не может сказать красноречиво, чем красноречиво то, что говорит неумно. Если же он и этого не умеет, тогда пусть ведет такой образ жизни, чтобы не только себе обрести награду, но и другим дать пример, и пусть его образ жизни будет как бы его ораторским богатством. Есть и такие, которые могут красиво произносить слова, но поразмыслить над тем, что они произносят, не в состоянии. И если воспримут от других что-нибудь выразительно и мудро составленное и запомнят и донесут до людей, то, играя эту роль, они поступают не худшим образом. Ведь так — что, конечно, полезно — многие становятся проповедниками истины: а некоторые [132] наставниками, если бы все наставники в одном деле говорили одно и то же и между ними не было раскола. И они не должны быть устрашены голосом пророка Иеремии, через которого Бог осудил тех, кто "крадут слова Его друг у друга" (Иерем. 23, 30). Ведь кто крадет, похищает чужое; слово же Бога — не чужое тем, кто следует ему; и лучше тот, кто говорит чужое, нежели тот, кто говорит хорошо, а живет плохо. Ведь что бы он ни говорил хорошее, кажется, что это является плодом его ума, но чуждо его обычаям. Ведь Бог сказал, что те крадут Его слова, кто хотят казаться хорошими, говоря слова, принадлежащие Богу, но, поскольку они плохие, [133] делая свое. Когда же добрые верующие обсуждают эти слова с другими добрыми верующими, и те, и другие говорят свое; так как с ними Бог, Кому принадлежит то, что говорится, [134] и они делают своим то, что не смогли сложить сами, и живут согласно этим словам….
132
могли бы стать и
133
люди
134
то
Итак, каждый проповедник может выразить это настолько более подобающим образом, насколько лучше он сможет различать разновидности добродетелей и, наоборот, пороков: чтобы, когда он будет уметь противопоставлять одно другому, он смог бы найти подобающее средство лечения для любой раны108. Ведь есть такие виды добродетелей, которые некоторым образом произрастают из других видов, как ветви из деревьев: то, что прорастает из одного корня добродетелей, дает на общем от этого корня стволе прекрасные листья. И наоборот, в пороках есть некоторые ядовитые ростки, из которых произрастает множество всяких пагубных пороков, и как добродетели вырастают одна из другой, как драгоценное потомство от родительницы, так и в данном случае — от нечистых матерей происходят нечестивейшие дети. Но так как пороки ведут с добродетелями длительную войну, мы расскажем, насколько это возможно, каковы проводники каждого порока и каковы его спутники: ведь таким образом мы одновременно покажем, какая добродетель с каким именно пороком сражается. И ведь мы не сможем уклониться от огненных копий пороков, если не научимся противопоставлять им соответствующий заслон добродетелей, чтобы защищенные ими и ведомые Христом, мы могли преодолеть это дерзкое войско вместе с его предводителями. Ведь когда пороки искушений сражаются против нас в невидимом сражении при власти высокомерия, то одни из них выступают вождями, другие следуют за первыми как войско. И не все они равно захватывают сердце: сначала немногие крупные одолевают заблудший ум, затем многочисленные малые толпами обрушиваются на него. И сам царь пороков — высокомерие, захватив полностью покоренное сердце, вслед за тем влечет его к опустошению с помощью семи главных пороков — своих верных полководцев; а за ними следует и войско, так как из них, несомненно, рождается множество других тяжких пороков. И корень всякого зла — высокомерие; об этом свидетельствует и Священное Писание: "Начало всякого греха — высокомерие" (Сир. 10). Первое же потомство его, а именно семь главных пороков, происходят от этого ядовитого корня: это — тщеславие, зависть, гнев, уныние, алчность, чревоугодие, страсть к роскоши. Ведь именно страдая от того, что мы охвачены этими семью пороками высокомерия, наш Спаситель, исполненный семиликой благодати от Духа, вышел на духовную освободительную битву. Но эти пороки имеют против нас каждый свое войско. Ведь из пустого тщеславия рождаются неповиновение, хвастовство, лицемерие, соперничество, упрямство, несогласие и стремление к нововведениям. Из зависти — ненависть, наушничество, злословие, ликование по поводу несчастий ближнего, уныние при его успехах. Из гнева — ссоры, самомнение, оскорбления, крик, негодование, поношения. Из уныния рождаются злоба, неприязнь, малодушие, отчаяние, бездеятельность, склонность к недозволенному. Из жадности — предательство, ложь, обман, клятвоотступничество, мятежность, насилие и вместо сострадания — ожесточение сердца. От чревоугодия происходят беспричинное веселье, балагурство, невоздержанность, многословие, притупленность чувства к восприятию. От страсти к роскоши — душевная слепота, безрассудство, непостоянство, суетливость, себялюбие, ненависть к Богу, любовь к сиюминутному, ужас или отчаяние перед будущим. Но, перечислив семь низких пороков, проистекающих от высокомерия, которые ведут против нас войско пороков, давайте посмотрим, каковы вожди добродетелей и каковы полки воинов, которые нам предоставляет вдохновитель смирения Христос для сражения с когортами пороков; и противопоставим вождям пороков вождей добродетелей, войскам — войска. Таким образом, вождю- пустому тщеславию должен быть противопоставлен вождь- смирение, который главным образом порождает в человеке пренебрежение к себе и презрение к бренным вещам; а его спутникам — спутники противоположного, т. е. неповиновению — повиновение, хвастовству — смиренное служение, лицемерию — естественность, соперничеству — бескорыстие,
135
рекомендуема
136
Пер. с лат. М.А. Таривердиевой. В. Rabani Mauri Opera omnia. T. 1 // Patrologiae cursus completus. Series latina. Ed.J.P.Migne. T. 107. Paris, 1864.
ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ
1. Выделите основные мысли Храбана. Сравните это сочинение с трактатом Августина "О христианской науке", помещенным в этой книге.
2. По какому принципу делит автор светские науки?
3. Почему их надо изучать?
4. Грамматика, риторика, диалектика — в чем их суть для Храбана, смысл изучения? Есть ли между ними внутреннее сродство?
5. Почему остальные учебные предметы названы математическими? Какова роль числа в системе Храбана?
6. Как изучаются арифметика, геометрия, музыка, астрономия? Каково их содержание?
7. Что изучается после тривиума и квадривиума?
8. Как соединяются обучение и воспитание?
9. Воспитывает ли обучение? Что есть "духовное знание"? Как оно приобретается?
10. Какие добродетели должны воспитываться в учениках-клириках и как?
11. Каковы методы воспитания добродетелей?
12. Какова сфера приложения теории Храбана — только ли церковное образование или светское (образование мирян) также?
ДУОДА
(IX в.)
Редкий случай услышать голос светского человека раннего средневековья предоставляет сочинение септиманской графини Дуоды "Наставительная книга сыну своему Вильгельму". Знатная девушка стала в 824 г. женой Бернгарда, отдаленного родственника Карла Великого и приближенного франкского императора Людовика Благочестивого. После свадьбы муж был назначен военным и гражданским главой Испанской марки (области), маркграфом, и навсегда увез туда жену. Вернувшись через три года обратно, он оставил Дуоду воспитывать в Испании родившегося в 826 г. сына Вильгельма. Неудачно попытавшийся поднять мятеж против Карла Лысого, ставшего после смерти Людовика в 840 г. императором, Бернгард вынужден был в июне 841 г. признать себя вассалом Карла и отправить к его двору в качестве заложника сына Вильгельма. Живя вдали от мужа и сына, Дуода в 841 г. начинает, а в 843 г. заканчивает писать поучения Вильгельму. Получив эти наставления в 17 лет (а жизнь в заложниках была весьма далека от тюрьмы в нашем смысле слова, свобода Вильгельма почти не ограничивалась, он обучался наравне с другими знатными юношами двора), Вильгельм возил их с собой шесть лет, пока не был казнен за сепаратизм.
Содержание книги — советы, как себя вести по отношению к Богу, отцу, королю, знати, священникам, беднякам, усопшим родственникам и т. д. Форма сочинения — прозаическая, со вставными стихотворениями. Одно из таких стихотворений, как бы в форме конспекта передающее содержание всей книги, помещено в нашей антологии.
НАСТАВИТЕЛЬНАЯ КНИГА ДУОДЫ, КОТОРУЮ ОНА ПОСЫЛАЕТ СЫНУ СВОЕМУ ВИЛЬГЕЛЬМУ