Посмертные записки Пиквикского клуба
Шрифт:
– А наверху уже началось, – сказал незнакомец. Слушайте – настраивают скрипки – арфу – поехали!
Звуки, доносившиеся сверху, возвестили о начале первой кадрили.
– Как бы мне хотелось пойти! – снова молвил мистер Тапмен.
– И я не прочь, – сказал незнакомец, – проклятый багаж – везут на баркасах – не в чем идти – досадно! – досадно!
Одним из основных начал пиквикистской теории была доброжелательность, и этому благородному принципу мистер Треси Тапмен следовал с большим рвением, чем кто бы то ни было. В протоколах клуба почти в невероятном количестве упоминаются случаи, когда этот превосходный джентльмен направлял объекты благотворительности к другим членам
– Я бы с удовольствием одолжил вам для этого дела свой костюм, – начал мистер Треси Тапмен, – но вы худощавы, тогда как я...
– Толстоват – как Бахус в зрелом возрасте – снял листья, слез с бочки и облачился в сукно, а? – Ха-ха! Не валяно, а напялено? Переправьте бутылку.
Задел ли мистера Тапмена повелительный топ, каким было выражено требование переправить вино, с которым незнакомец тут же покончил, или он весьма справедливо почувствовал себя шокированным тем, что влиятельного члена Пиквикского клуба нагло сравнили с Бахусом, слезшим с бочки, – этот вопрос достаточно не выяснен. Он передал бутылку, кашлянул дважды и несколько секунд пристально смотрел на незнакомца; но, так как этот субъект оставался вполне спокойным и совершенно безмятежным под его испытующим взглядом, он постепенно смягчился и снова вернулся к теме о бале.
– Я хотел сказать, сэр, – начал он, – если мой костюм вам широк, то костюм моего Друга мистера Уинкля, пожалуй, будет впору.
Незнакомец взглядом снял мерку с мистера Уинкля и, просияв, удовлетворенно бросил:
– В самую пору!
Мистер Тапмен огляделся вокруг. Вино, возымевшее снотворное действие на мистера Снодграсса и мистера Уинкля, отуманило мозг мистера Пиквика. Сей джентльмен постепенно проходил все те стадии, какие предшествуют летаргии, вызванной обедом. Он прошел все этапы, спускаясь с высот бурной веселости в глубины отчаяния, а из глубин отчаяния снова возносясь на вершины веселья. Подобно уличному газовому фонарю, когда ветер задувает в трубку, он на момент вспыхнул неестественно ярким светом, затем потускнел так, что едва можно было его различить, после короткого перерыва снова разгорелся, опять замигал и замерцал и, наконец, угас окончательно. Голова его поникла на грудь: и только непрерывный храп да наступавшие время от времени короткие вдохи, напоминавшие припадки удушья, оставались единственными доступными слуху указаниями на присутствие великого мужа.
Желание попасть на бал и оценить красоту кентских леди томило мистера Тапмена. Желание захватить с собой нового знакомого было не менее сильно. Города и его обитателей он не знал, а новый приятель настолько был в курсе дела, что казалось, жил в этих краях с самого детства. Мистер Уинкль спал, а мистер Тапмен был достаточно опытен в таких делах и знал, что в момент пробуждения тот – согласно природе вещей – способен только на одно – рухнуть в постель. Он пребывал в нерешительности.
– Налейте себе и передайте бутылку, – напомнил неутомимый гость.
Мистер Тапмен совершил то, что от него требовалось, И добавочный стимул последнего стакана подсказал ему решение.
– К Уинклю можно попасть через мою спальню, – сказал он, – если я его сейчас разбужу, все равно он не поймет, что мне от него нужно; но я знаю, что у него в саквояже есть фрачная пара, и если вы ее наденете на бал, а затем, когда мы вернемся, снимете, я уложу ее в саквояж, вовсе не беспокоя его по этому поводу.
– Превосходно, – одобрил гость, – великолепный план – глупейшее положение – четырнадцать костюмов в багаже, а приходится надевать чужой – замечательная идея – весьма!
– Нужно купить билеты, – решил мистер Тапмен.
– Не стоит дробить гинею – бросим жребий, кому платить за обоих – я называю; вы пускайте – раз – женщина, женщина, очаровательная женщина! И соверен упал кверху драконом [21] (из любезности наименованным женщиной).
Мистер Тапмен позвонил, купил билеты и приказал подать свечи. Через четверть часа новый знакомец был полностью облачен во фрачную пару мистера Натэниела Уинкля.
– Это новый фрак, – объяснил мистер Тапмен, пока гость с большим удовлетворением разглядывал себя в стенное зеркало. – Первый фрак со значком нашего клуба! – И он обратил внимание приятеля на большой позолоченный значок, в центре которого красовался бюст мистера Пиквика, а по сторонам его инициалы П. К.
21
Дракон – то есть изображение дракона, поверженного наземь св. Георгием, на одной из сторон соверена (английской золотой монеты в один фунт стерлингов – 20 шиллингов или 240 пенсов); в игре в орлянку эта сторона монеты называется также «женщина»; происхождение этого жаргонного английского названия неизвестно, почему Диккенс и предположил, что Джингль так называл дракона «из любезности».
– П. К.? – спросил тот. – Странное украшение – портрет этого старикана и П. К.? Что это значит П. К.? Прескверный костюм, а?
Мистер Тапмен с важностью и не без раздражения раскрыл таинственные инициалы.
– Талия коротковата? – сказал новый знакомец, вертясь перед зеркалом, чтобы разглядеть пуговицы на талии, которые пришлись чуть не на середину спины. – Как у почтальона – смешные у них кафтаны – одного размера – без примерки – таинственное предопределение – малорослым достаются длинные кафтаны – высоким короткие.
Болтая без умолку, новый приятель мистера Тапмена оправил свой фрак, вернее фрак мистера Уинкля, и в сопровождении мистера Тапмена поднялся по лестнице, ведущей в зад.
– Ваши фамилии, сэр? – спросил лакей у двери.
Только что мистер Тапмен собрался сообщить свое имя, как вмешался его товарищ.
– Никаких имен! – И затем зашептал мистеру Тапмену: – Не надо имен – не известны – славные имена, но широкой публике не известны – для маленькой вечеринки превосходные имена, но на балу не произведут впечатления – инкогнито, вот что надо! – Джентльмены из Лондона – знатные путешественники – вот!
Дверь распахнулась, и мистер Треси Тапмен с незнакомцем вошли в зал. Это была длинная комната со скамьями, обтянутыми малиновой материей, и со стеклянными люстрами, в которых торчали восковые свечи. Музыканты были тщательно спрятаны на закрытой эстраде, и несколько пар отплясывало по всем правилам кадриль. В соседней комнате расставлено было два ломберных стола, за которыми сражались в вист четыре пожилых леди и соответствующее число толстых джентльменов.
Кадриль кончилась, танцующие стали прогуливаться по залу, и мистер Тапмен с приятелем поместились в углу, чтобы обозреть собравшихся.
– Очаровательные женщины! – заметил мистер Тапмен.
– Погодите минутку, – сказал незнакомец. – Сейчас здесь забавные типы, – которые познатней, еще не пришли, – странное местечко – портовые чиновники, которые повыше рангом, знать не хотят портовых чиновников рангом пониже – чиновники рангом пониже знать не хотят мелких помещиков – мелкие помещики знать не хотят купцов – начальник порта знать не хочет никого.
– Кто этот мальчишка с красными глазками, блондин, в маскарадном костюме? – спросил мистер Тапмен.