Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума. Марш экклезиастов
Шрифт:
– Да разве ж это впереди? – сказал он. – Это всегда. И даже уже немного позади. Это Олимп. А впереди у нас… н-да. Впереди у нас другие высоты.
– Ничего не понимаю, – сказал я. – Вот ты – кто?
– Ты лучше спроси, кто ты сам, – сказал мамонт. – Это куда интереснее.
Совсем недавно я побывал – в поисках все того же ускользающего всезнания – в сумрачном сером безысходном раннем утре где-то в Москве (еще в те времена, когда по вынужденной неопытности мы принимали интоксикацию за опьянение), я сидел на шатком табурете, облокотясь о немыслимо грязный
– И кто же я?
Мамонт расхохотался.
– Ты хочешь узнать величайшую тайну так вот запросто? Ну ты и циник! Да только чтобы приблизиться к ней, ты должен разгадать три загадки, исполнить три задания и выпить три банки пива. Вот тогда, может быть…
– А если не угадаю? Отчирик? – Я провел пальцем по горлу.
Он поднял хобот тем жестом, каким учителя поднимают указательный палец, объясняя что-то ключевое.
– Если ты угадаешь все правильно, ты будешь все правильно знать. Если ошибешься, ты будешь знать неправильно. Но при этом ты не будешь знать, правильно или неправильно ты о себе знаешь. И ложное знание приведет тебя к ложной жизни и ложной смерти. Тебе это надо?
– Нет, – сказал я.
– Ну так и расслабься. Не задавай лишних вопросов. Будь проще, и люди к тебе потянутся. Хи. Вон, кстати, уже кто-то идет…
Действительно, проваливаясь по колено в песок, брел оборванный человек с катушкой провода за плечами. Разматываясь, катушка наигрывала «Soul shadows» в аранжировке Манукяна.
– Опять этот, – вздохнул мамонт. – Звиняй, братан, пойду я. Держи краба, – он протянул мне растопыренную корявую лапу. У основания большого пальца синели якорь и надпись: «Отпускаю тебе». Рукопожатие его, однако, было небрежным и скользким.
Человек с катушкой приблизился. На животе его, полуприкрытая лохмотьями, висела внушительных размеров кобура с длинноствольным револьвером.
– Что он от вас хотел?
Я подумал.
– Да будто бы ничего. Пива предлагал.
– «Будто бы»… – передразнил он. – Ходят тут… Точно узнавать надо. Точно!
И он пошел дальше, всматриваясь в следы на песке. Вдруг оказалось, что следов этих множество…
– Постойте, – сказал я. – Кто он такой?
– Кто-кто… Мамонт без пальто.
– Ну, это я понял…
– А чего вам еще надо?
– Подробности.
– Какие у нас, на хрен, могут быть подробности… – Он плюнул, отвернулся и пошел быстрее. Потом повернулся, махнул мне рукой и встряхнул красный провод, пустив по нему волну.
Я понял его и пошел за волной. Она бежала медленно – как раз со скоростью пешехода.
Так я добрался до пятачка зеленой травы. Посредине стоял летний щитовой домик. Над крышей его протянуты были веревки и сушилось белье. Женщина в легком исстиранном сарафане спускалась оттуда. Она была молодая, но очень усталая.
– Тезей понимает, что охотиться на них бесполезно, – сказала она. – Но что нам остается делать? Размахивать руками? – Она откинула волосы со лба, но они тут же упали обратно. – Я предложила бы вам воды, но нужно идти на колодец…
И – протянула ведро.
Колодец был рядом, шагах в сорока. Бетонное кольцо, ручной насос.
– Только не смотрите вниз, – предупредила женщина. – Там такое можно увидеть…
И она жеманно хихикнула.
Разумеется, я посмотрел. Но увидел только поверхность воды, в которой отражались звезды.
Волна на проводе, которая меня привела сюда, тихонько лежала на песке, свернувшись петлей. Вдруг показалось, что она подмигивает мне.
– Спасибо, – сказала женщина, принимая ведро. – А вы, собственно, кто?
– Стрельцов, – сказал я. – Иван.
Она вдруг побледнела и отпрянула.
– Вы… Ван? И – сын Стрельца? А я… а я …Непочтительная дрянь! – Она закатила себе пощечину.
– Что вы делаете?!
– Да, да… конечно …конечно… сейчас, одну секунду…
Она скрылась в домике и действительно через одну секунду появилась вновь: уже причесанная, накрашенная, в какой-то неимоверной полупрозрачной тунике…
– О, мой господин… – прошептала она приоткрытыми губами.
– А вот этого не надо, – сказал я. – Руссо туристо. Облико морале.
Похоже, она оторопела. Потом – засмеялась.
– Не может быть, – сказала она. – Тысячу лет здесь никто «Руку» не вспоминал.
– А что здесь вообще вспоминают?
– Ах, да я ведь не об этом…
– И все же?
– Ну… не знаю. Хопитов взять – они много чего цитируют, да нормальные люди их понять не могут. А вы не из Асгарда случайно?
– Нет.
– У меня подруга в Асгарде. Тревожусь я за нее…
Она посмотрела в небо. Темная суставчатая туча, выпуская впереди себя длинные крюки и когти, ползла по направлению к горе. Еще не был слышен, но предугадывался гром.
– Вот! Вот опять. Чего неймется…
– Я пойду. До свидания.
– Зачем? Не надо! Будьте здесь! Тезей уходит каждый день – биться с чудовищем. А чудовище приходит ко мне…
– Мамонт?
– Он и мамонт, он и бык… Ой, что я сказала! Так нельзя. Он узнает, и все пропало…
Испуг и дрожь ее были слишком театральными. Любительская сцена.
– Я бы тоже уехала в Асгард. Правда, там славно? Эти стены… Такое чувство защищенности… ни с чем не сравнимое… А здесь? Песок…
– Почему же вы здесь?
– Говорите мне «ты», господин. Я должна это слышать. «Ты». Скажите же так!
– Почему ты здесь?
– Ангрбода зла на меня, господин. Я боюсь ее гнева. Она превратит меня в козу.