Посох царя Московии
Шрифт:
Наконец Дарья решилась.
— Дело в том, — начала она медленно, — что, как вам, надеюсь, уже понятно, моя карта — это копия некоего подлинника…
«Еще как понятно…» — мысленно расхохотался Глеб.
— Он очень ценен как исторический раритет, — между тем продолжала девушка. — И нам… и мне пришлось немало посражаться за него на аукционе.
— С кем? — быстро спросил Глеб.
— Там было много соискателей… но дольше всех торговался некий иностранный господин.
— Ну и что с того? На то и аукцион, чтобы торговаться.
— Да, это так.
— И вы, понятно дело, отказали ему…
Дарья независимо фыркнула.
— Еще бы! — ответила она. — К тому времени я уже поняла, какую ценность представляет собой эта карта.
«А Боров, оказывается, не так уж плохо разбирается в оценке подобных раритетов, — подумал Глеб. — Батя был неправ, когда усомнился в его способностях. Впрочем, не исключено, что карту идентифицировала его доченька. Все-таки учеба в Сорбонне дает неплохие знания».
— А вы не запомнили его фамилию?
Девушка наморщила лоб.
— Дайте подумать… — сказала она. — По-моему, он немец. Фамилия… Он всучил мне свою визитку. — Дарья закрыла глаза, и ее губы зашевелились; она говорила так тихо, что Глеб едва расслышал ее слова: — Кажись, Штунде… Нет, не так — Штанде. Опять не то… А, вспомнила! — воскликнула она уже в полный голос. — Карл Штаден, доктор чего-то там. По-моему, археологии.
«Штаден, Штаден… — Глеб наморщил лоб. — Где-то мне эта фамилия попадалась… Но где? И в связи с чем?»
— В том, что этот херр Штаден после аукциона захотел выкупить у вас карту, ничего необычного нет, — молвил Глеб. — Так иногда бывает. Возможно, он не хозяин, а всего лишь агент. Сей господин не мог по своему усмотрению вздувать цену до потолка, так как его финансы были ограничены. Но потом хозяин намылил ему холку и он начал рвать подметки. В общем, картина немного проясняется.
— И в чем же она прояснилась?
— А вы еще не поняли?
— Увы, нет.
— Объясняю. Я предполагаю, что агент для экспроприации вашего раритета нанял российских «братков» и, судя по их рвению, заплатил им большие деньги. Понятное дело, в одиночку за вами он не может гоняться; все-таки иностранец. И даже не Джеймс Бонд, который запросто мог лихачить по всему миру.
— Это хорошо или плохо?
— Хреново. Даже очень хреново. Нашим отморозкам нет преград. Их уже и за бугром боятся. Так что готовьтесь.
— К чему?
— Вам сказать сразу или потом?
— Лучше сразу.
— А вы, однако, смелая. По крайней мере, держитесь достойно, — польстил девушке Глеб, чтобы ее подбодрить. — Если они найдут нас, то схватки не миновать. Эти бандюги не будут разводить базар-вокзал. Это уже видно по тому, что вас хотели размазать по асфальту…
Тут Глеб запнулся, потому что едва не проговорился насчет Тверского. Пока ей об этом не нужно знать, подумал он, и продолжил:
— Хорошо, если мы уйдем в леса, а они не смогут точно определить наш маршрут. Но если этот иностранец сумел сфотографировать карту, тогда совсем худо, — добавил он для затравки — чтобы девушка не сильно успокаивалась и держалась настороже.
Он лучше, чем кто-либо другой, знал, что собранность и осторожность при выходе в «поле» — залог успеха и небезосновательная надежда на благополучное возвращение в родные пенаты.
— Она не выставлялась перед торгами на всеобщее обозрение и присутствовала лишь в каталоге, — быстро парировала Дарья. — Устроители аукциона все хорошо рассчитали. Такая таинственность принесла им дополнительные дивиденды.
— Умно, — сказал Глеб.
А сам скептически подумал: «Милочка, не нужно недооценивать противника. Похоже, ты все-таки опередила меня и приехала к Тверскому с утра пораньше, а они тебя выследили. И выжали из старика все, что им было нужно. Поэтому тебя и не грохнули, решили, что это сделать никогда не поздно. А занялись этим вопросом вплотную лишь тогда, когда в дело вступил я. Наверное, наслышаны, мерзавцы, о Тихомировых… Похоже, кто-то их проконсультировал на сей счет, какой-то наш „доброжелатель“. Не исключено, что теперь браткам старая карта до лампочки. У них есть английский вариант и объяснения Тверского, с которым они „побеседовали“ перед тем, как его застрелить. А „заказчик“ просто рубит концы. Вот гады! Такого человека убили!»
— А что будет, если и впрямь нас догонят? — дрожащим голосом спросила Дарья.
— Не нужно об этом думать. Так спокойней. Когда это случится, тогда и начнем соображать, что да почем. Будем действовать по ситуации. Многое зависит от расклада.
— Это как?
— Кто кого первым заметит. Если они — тогда молитесь. (Впрочем, я забыл, что вы безбожница; но я вас научу.) Ну а ежели мы — тогда у нас есть хороший шанс остаться в живых.
— Вы меня пугаете…
— Отнюдь. Это всего лишь трезвая оценка ситуации.
— Но мы не можем все время убегать!
— А мы и не будем это делать.
— Извините, но я не совсем понимаю…
— Даша, давайте лучше поговорим о превратностях любви и семейных ценностях. Эта вечная тема для дальней дороги лучше всего. Не стоит сейчас гадать на кофейной гуще. Canis mortuus non mordet. Вот и весь сказ.
— Что вы сказали?
— Мертвая собака не кусается. Это латынь. Или мы их, или они. Но лучше мы. И никаких колебаний. Они объявили вам (а значит, и мне) войну, так что общечеловеческие моральные принципы меня сдерживать не будут. Вам понятно?
— Неужели вы?..
— Ага. Вот такой я нехороший человек. Надеюсь, вы впоследствии не побежите в ближайшее отделение милиции, чтобы сдать меня с потрохами? Если это так, если вы хотите выйти из этой истории белой и пушистой, то тогда возвращаемся назад и наш контракт утрачивает силу. Не слышу ответа!
— Да!
— Что значит — да?
— Я с вами. До конца. И будь что будет!
— Золотые слова. Вы начинаете мне нравиться все больше и больше.
— Только не сочтите это авансом на близкие отношения, — сухо сказала Дарья.