Посох царя Московии
Шрифт:
Для купца этот странный немец чересчур много знает, в большой тревоге подумал шляхтич. Похоже, среди приближенных Иоанна Васильевича у него есть тайный осведомитель. И Граевский сдался, не стал отрицать очевидное.
— Но позвольте, — сказал он, — разве это преступление — передать бумаги вполне официально?! Это ведь не подметные письма.
— Вас никто не уполномочивал свершать такие деяния, — строго ответил Гануш. — Сие есть дело официальных ведомств. То, о чем говорил государь Московии, вам лучше забыть. Есть такие межгосударственные тайны, которые могут стоить
— Нет!
— Вот видите… Торговать можно не только с Москвой. Есть и другие страны (вполне, кстати, цивилизованные, в отличие от Руссии), где прибыль от торговых сделок ничуть не меньше, чем здесь. Я могу составить вам серьезную протекцию… только послушайтесь моего совета. Настоятельного совета, — подчеркнул Гануш с угрозой.
— Я подумаю…
— Думайте, — сухо сказал немец и спрятал кошель в своей необъятной шубе. — Если надумаете и сделаете так, как я сказал — просто порвите письмо и сожгите его, — то эти деньги вам передаст ваш знакомый еврей Ицко. Разрешите откланяться…
С этими словами Ян Гануш изобразил легкий поклон и вышел, столкнувшись в дверях с Михалом. Слуга подозрительно посмотрел вслед немцу и сказал с неодобрением:
— Пан зря водится с этой немчурой. Нехороший он человек…
— Откуда знаешь? Ты с ним знаком? — встревожился шляхтич.
— Куда нам… до такой важной птицы. Видал я его несколько раз на торге. Все ходит и высматривает, высматривает, а торгуется только для вида. Цену сбивает наполовину, кто ж за такие деньги отдаст товар? Я уже думал, что он наемник, в услужении у князя московского. Ан, нет. Он с купцами аглицкими больше якшается, нередко гостит у них, но живет неведомо где. Мутный человек, не купеческого сословия…
— Ты выдумывай больше. Несешь чушь… Он точно купец, — сказал Граевский с сомнением в голосе.
— Пан Криштоф, на Бога, мне ли тяжело отличить настоящего купца от того, кто никогда не был в этой шкуре? Вот вы, по правде говоря, еще мало смыслите в торговых делах. Но это поправимо. До того, как я к вам попал, мне довелось быть в услужении у одного еврея-караима из Тракая целых пять лет. Вот у него дело было поставлено — на загляденье. Я много чему научился. В том числе и осторожности в торговых делах. Эх, мне бы заработать на собственное дело… Я бы тогда показал…
Граевский мысленно согласился с Михалом. Тот был грамотен, знал счет и впрямь хорошо разбирался в ценах и качестве товара, умел торговаться, и только благодаря ему шляхтич распродал свое сукно с большим прибытком.
Действительно, Ян Гануш вряд ли принадлежал к купеческой гильдии, хотя лицензия на торговлю у него была, это шляхтич видел собственными глазами. Тогда кто он?
— А откуда тебе известно, что пан Гануш много якшается с англичанами? — спросил он слугу.
Михал ухмыльнулся.
— Вы нанимали меня с условием, что я буду заботиться о вашей шкуре, как о своей собственной. Очень странно было, что купец оставил дорогой товар чужому человеку, не появляется ему на глаза, а сам ходит по торгу будто делать нечего. Вот я и попросил местных ярыжек присмотреть за немцем… Это мне недорого обошлось, зато представление о нем у меня сложилось вполне определенное.
— И какое же?
Слуга немного поколебался, но все же осторожно ответил:
— Он похож на ливонского лазутчика.
— Езус Мария! Чур тебя! — испугался Граевский. — Тише! Запомни, ты ничего не видел и не знаешь. Нам до этого нет никаких дел. Не приведи Господь такие подозрения появятся у кромешников… — Шляхтич покрылся холодным потом.
— Да, точно. Тогда нам будет не сладко… — угрюмо кивнул Михал. — Нужно уматывать отсюда побыстрее.
— Нужно, — согласился Граевский. — Найди мне, где хочешь, Нагого! Он должен выправить нам подорожную и доставить… — Тут он прикусил язык, который уже готов был произнести слова «пакет от великого князя московского» и, не говоря больше ни слова, кивком головы указал Михалу на дверь.
Когда за слугой закрылась дверь, он скривился и коротко застонал, словно от сильной зубной боли, и с ужасом подумал: «Я едва не проболтался о послании Иоанна Васильевича! А мне было приказано хранить это в тайне. На Бога! Идиот!» Он, конечно, доверял Михалу, но всему есть предел…
Покинув Панский двор, Френсис Уолсингем, скрывавшийся под личиной немецкого купца Яна Гануша, направил свои стопы к Бомелиусу. Маска приветливости, которую он обычно надевал, встречаясь со своими агентами, сползла с его худощавого лица, как змеиная кожа во время линьки ползучих гадов, и миру явилось выражение хмурой озабоченности вперемешку с жестокостью.
Он уже обвык в Москве и не боялся, что за ним будут следить. Иноземные купцы в Руссии пользовались особым статусом, им покровительствовал сам великий князь, поэтому даже личные гвардейцы царя Московии — кромешники, страшные своей вездесущностью и неподкупностью, старались с ними не связываться. Не говоря уже о стрельцах.
Оставались только воры и грабители, которых следовало опасаться, но в Москве их было немного, потому что с ними расправлялись беспощадно. Разбойники совершали набеги на торговый люд в основном на подъезде к столице Руссии и в лесах вдоль торгового шляха.
От сытной обеспеченной жизни Бомелиус располнел и стал вальяжным. Он до того осмелел, что даже выписал из Англии свою жену Джеки Рикэрдс. Но деньги и ценности, полученные на службе у царя Иоанна Васильевича, лекарь тайно переправлял в Везель — от греха подальше. Там же находилось и остальное его весьма ценное имущество, приобретенное еще в Лондоне. Элизиус успел вывезти из Англии свои богатства до того, как его заключили в Тауэр.
Повинуясь указаниям Уолсингема, он постоянно поддерживал в царе болезненную подозрительность, чернил бояр и народ и своею угодливостью так полюбился Иоанну Васильевичу, что тот безотлучно держал его при себе и в Москве, и в Александровской Слободе, и даже брал с собою в Вологду. Бомелий принимал постоянное участие в казнях, при этом сам предложил великому князю московскому расправляться с его лиходеями ядом и готовил зелья с таким искусством, что намеченные царем жертвы умирали в назначенный день и час.