Посох царя Московии
Шрифт:
Правда, потом, через определенный промежуток времени, наступал спад, — какое-то сонное и нередко болезненное состояние при полном безразличии к окружающему миру, — но Элизиуса этот момент волновал меньше всего. Он безмерно обрадовался столь полезному для него препарату и воспрянул духом.
«Может, тебя и пытать не будут, — утешил его Ворон. — Ты только не молчи. Побольше болтай, изображай полную откровенность. Возводи напраслину на своих врагов, пусть и им воздастся. Но про меня — молчок!»
«Я постараюсь…»
«Старайся. Терпи. Повторяю — я твоя последняя надежда. На бояр, которые тебе обязаны,
Пыток Бомелиусу избежать не удалось. Вопреки советам Ворона, он начал отрицать все обвинения и его взяли на дыбу. Лекарь все же надеялся на то, что его друзья, которые были среди любимцев царя, замолвят за него словечко и он получит свободу. Но эти надежды не оправдались. За пыткой Бомелиуса лично наблюдал царевич Иван, который терпеть не мог «дохтура», относился к его врачебному искусству с подозрением и никогда не пользовался услугами Элизиуса.
Только тогда, когда руки и ноги лекаря были вывернуты из суставов, а спина и все тело изрезаны проволочным кнутом, он наконец заговорил по существу. Бомелиус признался не только в том, в чем его обвиняли, но и в том, что опасно было записывать и о чем не должен был знать даже царь.
Во время пыток царский медикус, кроме многих приближенных Иоанна Васильевича, оговорил еще и новгородского архиепископа Леонида, который год назад предал Бомелиуса анафеме. Элизиус признавался во всем, что от него требовали, — в связях со Швецией и Польшей, чего на самом деле не было. Уолсингем запретил Бомелиусу общаться даже с польскими купцами, чтобы не вызвать подозрение у кромешников.
Но в конце концов лекарь сознался и в главном — что он все эти годы был секретным агентом английской короны. Однако про Ивашку Рыкова, который едва с ума не сошел от неопределенности, с минуты на минуту ожидая в гости кромешников, он не сказал ни слова. На этом имени его будто переклинило. Впрочем, никто и не интересовался царским астрологом и книжником; Ворон был чересчур мелкой пешкой в большой игре возле московского трона.
После признаний в измене, Бомелиуса, по приказанию Иоанна Васильевича, сняли с дыбы, привязали к деревянному шесту, подвесили над костром, как свинью (что и было ему обещано царем в случае измены), и зажгли под ним огонь. Его поджаривали до тех пор, пока он не потерял сознание; даже колдовское снадобье оказалось бессильным перед таким наказанием. Сняв с шеста, черного от копоти Элизиуса бросили в сани и отвезли в темницу.
На удивление тюремщиков, к обеду следующего дня Бомелиус пришел в себя, попросил воды и чего-нибудь поесть — принесенное Вороном зелье продолжало действовать, добавляя сил и способствуя быстрому заживлению ран. Ему не осмелились отказать; страх перед страшным «дохтуром»-колдуном все еще терзал души темных мужиков.
Испив, не отрываясь, жбан воды — жажда была нестерпимой, — Элизиус принялся за рыбную похлебку. Но не успел он проглотить и несколько ложек, как дикая боль изнутри взорвала все его внутренности. Лекарь упал на грязный пол подземелья и забился в конвульсиях. Когда прибежали тюремщики, Бомелиус уже был мертв. Его лицо было перекошено, а на губах пузырилась зеленая пена…
Узнав о смерти лекаря, Ивашка на радостях пошел в корчму Куземки и напился до положения риз. Он в который раз похвалил себя за то, что не ленился, а подсматривал за Бомелиусом и подворовывал у него пузырьки с ядами. Из одного такого пузырька он и добавил в зелье, которое передал царскому медикусу, малую толику зеленоватого порошка.
Ворон знал, как действует этот яд. Он переписал его рецептуру, а также скопировал записи Бомелиуса, в которых тот указывал необходимые дозы. Яд действовал постепенно, и человек обычно умирал в точно рассчитанный день и час. Выпив большое количество воды, Элизиус ускорил его действие…
«А может, рассказать все государю? — переключился Иван на события в Александровской Слободе. — Нет, нельзя, не ко времени… Попаду под горячую руку, посадят на кол. И потом, кто мне поверит? Кто я, а кто Бориска Годунов…»
Годунов пришел к нему внезапно. Это случилось спустя год после смерти лекаря. Ондрюшка за спиной боярина сделал страшные глаза и ретировался.
— По здорову будешь, Иван, — бросил небрежно Годунов и сел без приглашения на лавку.
— Здравствуй, боярин, — поклонился Ворон.
Бориска был один, поэтому Иван не испугался. Он уже не раз общался с Годуновым, который был частым гостем у Бомелиуса, поэтому не чувствовал перед ним никакой робости.
— Живешь ты ничего… — Годунов окинул взглядом жилище Рыкова. — Я бы даже сказал, зажиточно. И дело свое знаешь…
Ворон промолчал. Ему очень не понравился тон, который взял Бориска.
— А ведь все могло сложиться иначе, — тем временем продолжал Годунов, испытующе глядя на Ивана. — Благодари Елисейку… царствие ему небесное… всю оставшуюся жизнь благодари, не забывай его доброту. Спас он тебя от виселицы… Ворон.
Иван остолбенел от неожиданности. Знает, все знает! «Бомелий, пес паршивый, чтоб тебе на том свете черти молотили, все-таки продал меня! — Черные мысли едва не взорвали черепную коробку, даже голова разболелась. — А ведь обещал, клялся… Надо было, надо было придушить Елисейку сразу, как намеревался! Поверил… Предателю поверил! И что теперь?»
— Да ты не переживай, — ухмыльнулся Годунов. — Мне нужны верные люди. Будешь служить мне верой и правдой, озолочу.
Ворон немного успокоился. В голове мелькнуло: «А может, Бориску того?.. Прямо здесь. Он, конечно, воин справный, но это ничего, вместе с Ондрюшкой завалим его как дикого кабана. А там ноги в руки — и поминай, как звали… Нет, не получится. Опасно… Бориска не дурак, подстраховался, можно не сомневаться. Похоже, он высоко метит. Наверное, хочет быть первым среди бояр. Что не так просто — он ведь из худородных. Ему и впрямь нужны верные люди. Может, стоит рискнуть?»
Иван давно подозревал, что Годуновы с помощью Бомелиуса хотят устроить заговор. Только не понимал, в чем он состоит. Они все шушукались в лаборатории Элизиуса, да так тихо, что Иван, сидя возле вьюшки, не мог разобрать ни слова. С чего бы такая таинственность?
— Вот что, Иван свет Василич, — сказал Годунов в полной уверенности, что Ворон принял его предложение. — Ты тут намедни советовался со мной насчет дурных предзнаменований в гороскопе царевича. Еще раз говорю — отдай ему, что там у тебя получилось, расскажи все, как есть, не криви душой, — сказал он с нажимом. — Это будет справедливо… — Бориска вдруг нервно хохотнул. — Против высших сил не попрешь. Не так ли?