Посох Времени
Шрифт:
Со временем, собрав достаточно золота и подготовив его к отправке на свою землю, ануннаки решили сделать то, что делали уже много раз на других землях. Не желая оставлять в живых тех, кого они наскоро сотворили себе в помощь, Боги начали готовить полное уничтожение этой земли, вместе с нашими предками и асами. Кто-то из ануннаков был «против», кто-то только «за». Они стали воевать меж собой, но вот беда. Едва они примирились и успели отравить и сжечь половину всех тех, кто здесь жил, выяснилось, что земля их, та, откуда они прилетели и куда сотворяли огромную золотую сеть, всё равно погибла.
…Здесь
— А…, славяне?
— Хы, — криво ухмыльнулся Шахар, — чистокровные асы нипочём не хотят становиться магами, и даже перед очами смерти не желают переходить на нашу сторону. Рабы из них никудышные. Больно ума много, как же, каждый из них маленький, но Бог, а потому трудятся они самоотверженно только на благо Родов своих. Кровь их Светлых Богов наделяет их непомерной тягой к воле, к голосу совести…
— Совести? Что это?
— Не знаю. …Какой-то очередной неосязаемый дар их щедрых Богов, коий теплится в каждом Асе. Вот откуда меж нами древняя вражда, уразумел? Мы знаем о них, они знают о нас, и тут уж кто кого отсюда выживет. Драться с ними, сам видишь, пока даже ануннакам не всегда под силу, а так: шаг за шагом, пядь за пядью мы отберём у них землю, обрушим их храмы, выдворим даже память про Светлых Богов, отчего их небожители перестанут их слышать. Мы смешаем с ними кровь, посадим своих царей. Сделаем так, что все чистокровные Асы вскоре напрочь выведутся. Век за веком и их светлые глаза и головы станут чёрными как у Лу-Лу, курчавыми и тогда их Боги, что вскоре прилетят к ним, отвернутся от них, оставляя всё нам…
Клубок девятый
Незаметно вместе с серым туманным облаком подобрался к Плешке бледный утренний свет. Едва только стали различимы суетящиеся меж дворов силуэты воев, сельчане, не находя себе места и, не в силах больше глядеть в мутные слюдяные и «бычьи» окна, стали выходить из домов. Не было более сил переживать эту страшную, длинную ночь, зная, что отцы, мужья, братья рубились насмерть, защищая Рода свои всего-то в сотне шагов от жилища.
Семерых не досчиталась княжья дружина после первой схватки с великанами. И хоть не место мёртвым в избе, как было ступить за тын, как снести погибших за ручей в «мёртвый град»? Славно бились воины, жизни свои отдали за Рода и Святыни, да путь их на Кроды, к Пращурам во Священный Вырий затягивался. Долг обязывал тризнавать, а действительность – брать оружие павших, и вставать на их место в боевой строй.
К утру перестал идти снег. То, что воцарилось вокруг, и мороз – не мороз, и оттепель – не оттепель. Лишь туман над вершинами сосен, да поганая сырость.
Дружинники сбивали разломанные чужаками ворота с кованных, железных накладок. Пока ладили новые жерди, накладки эти снесли кузнецам, тянуть
Неподъёмное чувство вины тяготило его сердце с того момента, как только поднялась дружина в тревоге. Он и раньше маялся, несчастный, от того, что вроде и здоров, и сил в достатке, чтобы рубиться да вотчины Родов своих отстаивать, а должон сидеть будто старец, да взирать в окошко на то, как друзи его бьются насмерть, охраняя его Урок – нести этот трижды проклятый Посох.
Слабо утешало княжьего чародея знание того, что каждый из соратников сражается ныне не только за урок Светозара, а наипаче стоит твёрдо и безропотно за долю потомков своих. И четники, и родичи их ведают, нельзя допустить чтобы попала ветвь Древа Времени, взращённого в Чертоге самого Числобога в лапы жадного пустынного Духа серых магов, того, что зовут непривычным, чужим именем – Тсыфир-Блатт.
Жгло исстрадавшееся сердце чародея сомнение. Вот подошла, обняла супруга. Молча посмотрела в глаза, вновь прижалась, будто говоря: «я понимаю тебя, любимый, я с тобой до конца. Вижу, как ты страдаешь, изводишься, но чем тебе помочь?».
Вышел к отцу с матерью малый Велимудр. Видя, как горько им, подошёл, обхватил ручками детскими, припал светлой головой и будто лебеди крылами накрыли его родители любящими руками, словно жаром Ярилы обдали, прижали к себе. Тут же откуда-то прибежал и Войтислав. Ни слова не говоря вцепился в брата, а уж через него дотянулся до отцовской и материнской рубахи: «Отче, — в страхе прошептал он, — теперь и ты пойдёшь биться за нас с великанами?»
Добромила зажмурилась. Она вдруг отчётливо почувствовала всю боль того, что переживал сейчас её супруг. Ладонь Светозара на её спине похолодела и ослабла.
— Сынок... — Одним дыханием произнесла она, — лишь сильнее прижимаясь к любимому. Горечь переливалась через край. Взрослые попросту не знали, что ответить ребёнку.
— Батя, — поднял голову Велимудр, — а это правда, что если чадам коснуться твоего Посоха, враз обернёшься стариком и помрёшь?
— Правда, сынок.
— А почему тебя самого Посох не трогает?
— А потому, — не дав отцу даже опомниться, толкнул брата в бок Войтислав, — что он чародей. Ну ты, недодума. А ещё старший…
— Княже, княже…, — торопился Кратор, — постой!
Вулкан, уже ступивший одной ногой на степи своего резного крыльца, недовольно остановился. Воевода шагал скоро, от чего металлические бляшки его защиты смачно клацали по кованной кольчуге.
Асур хмурился, так и застыв: одна нога на ступени, другая на утоптанном снегу.
— Ты так бежишь, — процедил он сквозь зубы, — будто горим. Нам только этого для полного счастья не хватало…
— Фух, — отметая в сторону шутливый тон Вулкана, выдохнул Кратор, — Светозар…
— Что такое? — дёрнулся асур, разом отворачиваясь от только что такого желанного домашнего крылечка. — Говори…
Кратор повторно вздохнул. Видно рассказывать было ему нелегко.
— Там, — начал он, — ко мне домой пришла Добромила, говорит, что Светозар решил …уйти.
Вулкан переменился в лице:
— Как так? — не понял он. — Что он, угорел там у себя за ночь?