Посол Урус Шайтана(изд.1973)
Шрифт:
На второй и третий день Кара-Мустафа направил огонь всех своих пушек на курские и московские стрелецкие полки. После жесточайшего обстрела, что длился от рассвета до завтрака, янычары, спахии, татары в пешем и конном строю непрерывно, до самого вечера, атаковали эти полки, пытаясь прорвать их оборону. Но и здесь успеха не имели. Заполнили телами раненых и убитых все шанцы, обильно полили кровью рыжие крутые возвышенности — и снова отступили…
В ночь на 18 августа 1678 года русско-украинские войска перешли в решительное наступление по всему Бужинскому полю.
Бой начался одновременно на всех направлениях. Стрельцы и сердюки скрытно
Ночь была тихая, лунная. В безоблачном темно-синем небе летающими светлячками мерцали огромные звезды. Внизу, под холмами, голубым кристаллом блестел под луною Днепр.
И ночь, и приднепровские холмы в один миг содрогнулись от топота, крика, грохота пушек и мушкетной стрельбы. Гигантской подковой — на несколько верст — забурлило, загудело, заклокотало неистовое кровавое побоище.
До самого рассвета битва бушевала с переменным успехом. Турки и татары отчаянно сопротивлялись. Силы противников были почти равными.
Тогда Самойлович и Ромодановский ввели в бой два свежих пехотных полка. Потрепанные турецкие аскеры не выдержали стремительного удара, дрогнули и покатились назад. Стрельцы и сердюки перемахнули через вражеские шанцы, врезались в толпу беглецов, нагоняя на них страх и панику.
Звенигора с Рожковым и Иваником оказались в самом центре боя. Резервные полки стрельцов и сердюков наступали как раз через их позицию и вовлекли с собой в прорыв, образованный в турецкой обороне. Они бежали вместе со всеми, кричали, взмахивали саблями и рубили темные фигуры, появлявшиеся из предрассветной мглы.
Когда взобрались на холм, увидели, что слева и справа турки остались далеко позади. Перед ними — шагов за двести — на кургане виднелся большой шатер, возле которого на высоком толстом шесте колыхались пучки белых волос бунчука. Перед шатром — большая группа людей. В серой дымке нельзя было разобрать, кто это, но какое-то предчувствие подсказало Арсену, что перед ними сам визирь Кара-Мустафа со свитой… Какой превосходный случай захватить его в полон! Еще один рывок — и…
Но тут запорожец замыслил иное. Вспомнил, как не раз и не два повторял ему старый Метелица: «Если хочешь меньшими силами одолеть сильного врага, придумай что-нибудь такое, чтобы заронить в его сердце страх. Убей в нем веру в победу». А время сейчас как раз такое, чтобы подорвать боевой дух янычар.
Арсен остановился, поднес ко рту сложенные рупором ладони и громко, чтобы пересилить шум боя, закричал по-турецки сначала в одну, а потом в другую сторону:
— Ойе, правоверные, урусы обошли нас! Хан Мюрад-Гирей, да будет проклято имя его навеки, позорно бежал с поля боя! Ойе, вай, вай! Верные сыны падишаха, будем стоять насмерть на этой земле сарматской, но не отступим ни на шаг! С нами аллах!..
Громкий голос казака гулким эхом прокатился над землей, над тысячными полчищами, что неистовствовали в вихре смертельного боя. Страшные слова об отступлении и бегстве хана, о том, что урусы обошли их и вот-вот ударят с тыла, стократ повторенные десятками, а то и сотнями уст, мигом разнеслись среди турецкого войска. Пусть не все поверили им, пусть аги и паши будут опровергать их — дело сделано! Эти слова, как шашель, подточат боевой дух воинов, заползут холодным, липким страхом в их сердца, поколеблют стойкие до сих пор ряды янычар.
А теперь — вперед!
Арсен догнал Кузьму и Иваника
Они повернули немного левее, где на фоне утреннего неба виднелся увенчанный золоченым шаром с полумесяцем бунчук. За ними ринулись десятки воинов. Перед ними, шумя и галдя, беспорядочно отступали поредевшие турецкие сотни. На холме, возле шатра, несколько янычар из свиты визиря, заметив, как на них неудержимо катится вал стрельцов и казаков, пронзительно закричали:
— Урусы!
Их крик всполошил визиря и его свиту. Аскеры поспешно садились на коней.
— Ура-а! — вдруг во всю глотку завопил Кузьма Рожков. — Ребята, хватай Кара-Мустафу!
Стрельцы, а их все больше и больше врывалось в прорыв, бросились к шатру. Навстречу им стали разворачиваться лавиной конники. Остро блеснули сабли. Еще мгновение — и склоны холма обагрятся кровью.
Но свита и стража визиря не приняли боя. Чей-то резкий окрик заставил аскеров повернуть коней назад и, прикрывая всадника в белом тюрбане, умчаться прочь.
Звенигора подбежал к шатру, полоснул саблей по шесту, на вершине которого развевались пучки и косички конского волоса, ленты. С другой стороны рубанул Кузьма Рожков. Шест качнулся и переломился. Бунчук, взметнувшись в бледно-голубом небе, упал на землю.
— Ге-ге, чуть было не поймал визиря за бороду, знаешь-понимаешь! — закричал в восторге Иваник. — Вот был бы ерой, если б привел его до гетмана и сказал: «Вот, ясновельможный пан гетман, сам визирь турецкий Мустафа! С почтением дарю его тебе…» Гетман от удовольствия щурит глаза, говорит так: «Спасибо, ерой! Чем же вознаградить тебя?» Сказал бы тогда я: «Чем изволишь, пан гетман». А он ответствует: «Дам тебе семь пар волов». А я ему: «Зачем мне семь пар волов? Я и с одной управлюсь на своем поле… Лучше вели, ясновельможный гетман, за верную службу дать железный панцирь и шлем». Удивился бы он: «А для чего теперь тебе?» — «Да как же, пан, поясняю, это будет наилучшая защита от жинкиного макогона [145] . Как только двинется на меня, я панцирь на себя, шлем на голову — и тогда лупцуй, клятая, пока не ослабнешь!..»
145
Макогон (укр.) — большей, длинный пест для растирания мака.
Стрельцы захохотали. Те, что порасторопнее, потрошили шатер визиря. Звенигора и Рожков осматривали с высоты кургана поле боя.
На востоке светало.
Страшный, тревожный крик сотряс турецкое войско. Не видя бунчука над шатром визиря, аскеры и янычары повсюду дрогнули, охваченные смертельным страхом. Значит, правда, что урусы обошли! Правда, что татары бежали! Турецкое войско охватила паника.
Над бужинским полем клубились черные дымы. Ржали кони. Стонали раненые. Нарастали протяжные победные крики — «ура!», «слава!».
Турки отступали. Бросая на произвол судьбы раненых, пушки, возы, шатры, табуны скота, они всё быстрее и быстрее катились по степи на юг, к Тясмину, преследуемые победителями. И снова войско падишаха, как в прошлом году, побежало «по спасительному пути отступления».
Это была полная победа!
Арсен на радостях ударил шапкой оземь, завертелся, как мальчишка, на одной ноге, сгреб в объятия Иваника и Рожкова, крепко прижал их к груди.
— Победа, братья! Победа! Го-го-го-о!.. Бегут турки! Бегут, клятые!..