Посолонь или Мой опыт месяцеслова
Шрифт:
Тимофей Весновей – 6 марта – тоже был приметным днём. Примечают Месяцесловы: по Тимофею и весна. Отсюда и поговорка: Тимофей Весновей – уж тепло у дверей. В Тимофеев день старики выползали на завалинки и грелись на вешнем солнце. Весеннее тепло веет – старого греет.
В Александровском парке на ветвях липы снегири. Один – малиновогрудый, другой – серенький. Значит, самец и самочка. Снегирь и снегурушка. Парнечок и девушка. Я проходил по аллее со стороны солнца, и снегирь сидел ко мне грудью. Снегурушка наоборот – спиной. От того, что цвета клюквенного морса грудь самчика была освещена яркими лучами, казался он ещё более нарядным.
Снегирь сидеть не может спокойно. То хвостом повертит, то переступит по ветке, головой повертит. Горлышко раздувается, трепещут пёрышки под клювом – поёт снегирь. С улицы шумно – машины идут, бульдозер гремит траками гусениц, счищая с тротуаров заледенелую натоптаницу, потому о чём поёт, не слышно, но всё же кое-какие звуки доносятся – тихие, переливчатые. А самочка как уселась, так и сидит. Не шелохнется. Парнишечка и так к ней, и этак: и голосом пригласит разделить свою солнечную радость бытия, и осторожно притронется клювом. Ноль внимания.
Вертелся снегирь, вертелся, завлекал подружку, завлекал, да, видно, надоело. Да и впрямь, сколько ж можно без взаимности-то! Вспорхнул и перелетел на соседнюю липу. И что же? Тут же следом снялась и самочка. На ту же самую липу. Снова уселась рядом. Снова хвостом ко мне, носом на север.
Аналогии не находите?
7 марта – Маврикий. В этот день ели «чёрную уху» – суп, где мясо варилось в огуречном рассоле с примесью разных пряностей и кореньев. Примечают Месяцесловы: если в эти дни оттепель, и курица из лужи у порога напьётся – быть весне дружной и тёплой.
9 марта церковь празднует первое и второе обретение главы святого Иоанна Предтечи. В народных календарях этот день значится как просто Обретение или Иван Будный. Примечают Месяцесловы: пора сорокам в лес убираться, а тетеревам выступать с запевками. Есть на эту дату в народных календарях и примета: когда на Обретенье снег, то в день святой Пасхи будет идти дождь, если сухо, – то и на Пасху дождя не будет. Светлое Христово Воскресение ещё впереди, но уже совсем недалече, так что проверить, как вы понимаете, уважаемые читатели, совсем несложно.
А в 2008 году этот день был ещё и Прощёным воскресением. Во времена прошлые – богобоязненные, просили люди прощения не только живых родственников и знакомых, но и почивших родителей. Ныне лишь к живым обращаемся: Прости, брат, коль согрубил тебе нечаянным словом. – Бог простит, – отвечает товарищ, – а я давно уже простил. И как символ прощения – братский поцелуй над сковородой со шкворчащей яичницей.
И домашним своим на сон грядущий: Простите, милые! Ведь самые глубокие раны наносим мы походя, не замечая того в будней круговерти, родным и близким, тем, кто всегда рядом. То, что рядом, – оно привычное, обыденное – не замечается и не бережётся.
10 марта значится в народных календарях как Тарасий Кумошник, Бессонный. Тарас – опрокинь на матрас. С этого дня запрещалось спать днём, иначе могла напасть кумоха-лихорадка и увести человека следом за уходящей зимой.
После обеда прилёг я с газетой на диванчик. В квартире никого, тихо, только и слышно как стучат часы-ходики. Даже воробьёв не слышно через открытую форточку. Да оно и понятно. За окном будто туман – валит косой пеленой снег. Ветер подхватывает крупные снежинки, крутит водоворотами на перекрестках, вьёт длинные белые косы с углов крыш. Воробьи, ясное дело, забились по щелям карнизов, пережидают метельную непогодь.
Читал я, читал, и сам не заметил как примарило. Задремал после обильной сыти. Дрёма не сон, так, полуявь. Лежу с прикрытыми глазами и все слышу: и часы-ходики, и ветер в открытой форточке, и редкие машины на улице. Глухо, будто сквозь ватные затычки, но слышу.
Вдруг окликнул меня кто-то по имени. Громко позвал, отчётливо. Совсем уж было, собрался отозваться с простой души, да будто кто в бок пихнул.
– Приходи вчера, – говорю.
В ответ лизнуло по губам студёным дыханием, да хлопнула, закрываясь, оконная форточка. Всю дремоту как ледяной водой смыло. Мигом понял, что за лихая напасть подкрадывалась ко мне в дремотной полуяви. То же была комуха – лихорадка-кума. Да видно сильно небесное воинство, крепок мой ангел-хранитель. Вовремя торкнул под бок, разбудил. Не допустил злобную немочь к беззащитному телу.
Гонит вешний Ярило зиму прочь, плавит снега. Разбивает ледяные оковы, освобождает сыру Землю-матушку для свадебного пира. Да не бывает добра без худого. Потревоженные горячими лучами, просыпаются от зимних долгих снов и беззаконные лихоманки. И самой первой из них, на Тарасов день, встает комуха-гнетея. За то и прозывают мартовского Тарасия Кумошником.
Всего лихорадок числом двенадцать. Чуть погодя пробудятся и остальные: огнея-горячка, дрожея-трясучка, ледея-знобуха, гыркуша-хрипучка, глухея-тетеря, лютея-желтуха, ломея-костоломка, пухлея-толстуха, корчея-судорога, глядея-бессонница, навья-погибель. Из всех двенадцати – навья самая старшая. Редко сама кого зацепит, а лишь командует остальными сестрицами. Но если уж навалится – пиши: пропало. Обязательно сживёт с Божьего свету.
Пробудятся лихорадки и пойдут бродить грязными дряхлыми старухами по всем дорогам и проселкам Великой Руси. Будут подглядывать в окна жилищ, костлявыми пальцами стучать в переплёты оконниц. Станут окликать людей по имени.
Разожмёт человек губы, чтоб отозваться с открытого сердца, а сестрицам только того и надобно. Тотчас скользнут в отвёрстые уста и угнездятся внутри, под самым сердцем. Начнут возжигать огнём кровь в жилах-веночках, трясти-желтить тело белое, застилать туманом глаза и уши. Станут корчить-ломать кости трубчатые, выворачивать напрочь суставчики.
Пойдёт человек по докторам да аптекам, да бабкам-знахаркам. И всё-то будет ему не в радость: и соль пресна, и сахар горек, и белый свет не мил. А всего и надо-то было, что оберечься, – ответить на негаданный оклик по имени, приглашением приходить вчера.
Но и телу своему противиться не след. Захочется зевнуть с потяготиной, не препятствуй. Ладошкой рот притвори и тянись, как твоей душеньке угодно. Не всякие, ведь, потягушки к лихорадке, иные и к росту.
Вот и в «Сказаниях русского народа» собранных Иваном Петровичем Сахаровым и опубликованных в конце XIX века об этом дне ничего хорошего: «За великую беду считают наши поселяне, если в этот день сорвется с крючьев дверь избяная. Эта примета всегда предвещает домашнюю беду, или смерть какого-нибудь из домочадцев, или пожар, или мор оспенный». Словом, тот ещё денёк. К тому же, как уже говорил выше, строки эти писались в 2008 году, – понедельник, да не простой, а Чистый. Чистый понедельник – начало Великого поста. Не знаю, кто как, а я норовлю в этот день из дому ни ногой. Тем более что всему православному люду, верному дедовским преданиям, сидеть в этот день на сухоядении. Хлебать тёртый хрен с квасом да солью и не варить ничего горячего.