Посольская школа. Невеста Сокола
Шрифт:
— Таких в клане называют хитровышморганными.
— Неужели, — округлила я глаза. — Кто бы мог подумать?
— Да, лина Амелия, — он вдруг вытянул спину и встал ко мне боком. — Я тоже не мог представить, что вы похожи на большинство женщин. Любите пыль в глаза. Букет вопиюще безвкусен. Та девочка, которую я знал, любила ромашки.
Боги! Приёмный сын Магнуса вспомнил, что стояло у нас в доме во всех вазах. Простенькие белые венчики на пушистых ножках.
— Их любила мама, — с болью ответила я. Со дна души поднималось всё, что я мечтала похоронить. — Отец рвал их в память о ней.
Я не знала её. Мама умерла, когда мне исполнился год.
— Прости, — вдруг попросил Сокол, забыв, что мы на “вы”. — Я — чурбан бесчувственный. Только что хотел выбросить, но теперь рука не поднимается. Прими в память о лине Глории.
Он шагнул в кабинет и положил на кресло для посетителей букет ромашек, перевязанный белой лентой. Тех самых. Как-то резко стало не до ревности и ухаживаний мужчин. Я закрыла лицо руками, а когда очнулась, Сокол уже ушёл.
Ромашки остались.
Такие же белые, как розы, но совсем с другим привкусом.
Горечь утраты, сожаление.
Предки, неужели вы исполнили моё желание так быстро? Лучший убийца клана больше ко мне не подойдет? Его чувства угасли, едва разгоревшись? Всё кончено?
Совесть беспощадно грызла меня. Нелепое стечение обстоятельств, привлёкшее в мой кабинет сразу два букета, тяжёлым камнем висело на шее. Сокол мог подумать, что я специально подговорила Марко прийти именно сейчас. Разыграла спектакль. Вчера разрешила ухаживать за собой, а сегодня вот так щёлкнула по носу. Конечно, лучший убийца разозлился. Имел право хлопнуть дверью и не вспоминать об идеале, громко рухнувшем с пьедестала. “Та девочка, которую я знал”.
Так, стоп. Она выросла вообще-то! И не виновата в том, что за ней годами никто не ухаживал, а в одно не самое доброе утро явились сразу два мужчины!
— Хватит, — простонала я, убрала важные бумаги в сейф и вышла из кабинета.
Лучший способ забыть о несложившихся отношениях — загрузить себя работой.
Люди Гордея почти закончили ремонт, и я мысленно похвалила себя за правильное решение. Как выяснилось, золото мотивировало куда лучше, чем долгие уговоры и просьбы подойти к выполнению задания со всем пониманием.
Слава предкам, воспитательницы в моей школе были не такими закостенелыми. Они даже радовались тому, как быстро строители перестали ходить с постными лицами по детским спальням.
— Ясного неба, — поздоровалась Анна, встречая меня на пороге старого приюта. — А мы вас заждались. Тут такой аврал, мы с ума сходим!
— Что стряслось? — спросила я, забирая у неё Дэвида.
Ему не нравилось сидеть на руках, но стоило отпустить на пол, сбегал. Да так быстро, что ловить приходилось всей школой. Он считал салочки забавной игрой. Справедливо считал, но нам было весело только в первые десять минут.
— Новенькие, — вздохнула воспитательница. — Отказались от еды. Младшие проплакала всю ночь и всё утро. И бессалийские малыши сами на себя не похожи. Я попросила Невила посидеть с Эмиром, пока водила в купальню девочек. И знаете что? Наш всегда спокойный мальчик устроил форменную истерику. Ужас, что было! Я из подвала прибежала. Думала, что-то случилось. А он просто сидел на полу и рыдал в три ручья!
Анну переполняли эмоции. Страх, озадаченность и усталость. Даже злость лишь скромно пряталась за ними. У меня голова закружилась от обилия ароматов. Приют пропитался страданием. Нужно было успокоить воспитательницу словами: “Всё пройдёт. Период адаптации всегда такой сложный. Эмоции новеньких заражают тех, кто к приюту давно привык. Особенно малыши любят подхватывать эстафету дурного настроения. Один заголосит и все ему подвывают, а потом также дружно успокаиваются”. Но ситуация с беспричинной истерикой Эмира действительно странная. Что-то пошло не так.
— Где он сейчас? — спросила я Анну.
— Эмир?
— Нет, Невил.
Он единственный был рядом. Мог больно толкнуть малыша или укусить. За что? Сложный вопрос. Невил тяжело переживал уход из дома. Его забрали от братьев и сестёр, оставили без матери. Если мальчик, не справившись с чувствами, сорвался в агрессию, то нужны срочные меры. Никакого наказания, разумеется. Тепло и поддержка с посылом: “Здесь безопасно, тебя никто не обидит”. Если всё получится, его защитная реакция выключится. Жаль, семилетку уже не поносишь на руках. Было бы проще.
Он сидел в мягком уголке, наблюдая за младшими. Обнял колени и обложился подушками, будто стену выстроил. Никто больше не плакал, но сам Невил готов был взорваться. Вот от кого разило страхом и болью.
— Невил, — позвала я его, усаживаясь на пол так, чтобы наши глаза оказались почти вровень. — А почему ты такой кислый? Что случилось? Расскажи, пожалуйста, я не знаю.
Да, маленькая ложь от меня и возможность для мальчика озвучить свою версию. В любом конфликте важно выслушать обе стороны, хоть взрослые в нём участвовали, хоть дети.
— Ничего, — буркнул он и крепче вцепился в подушки.
Так, запахло горьким шоколадом. Стыд выходил из воспитанника плотным облаком.
— Ты что-то сломал или разбил? Ничего страшно, всё можно починить. Это всего лишь вещи, Невил.
— А люди? — спросил он, не поднимая взгляд. — Их тоже можно починить?
Бездна, вот это вопрос! Особенно от маленького мага со спонтанными проявлениями дара.
— Конечно, можно, — ответила я, сглотнув слюну. — В клане есть лекарь. Мы откроем портал и позовём его. Лишь бы не было слишком поздно. Скажи, ты нечаянно кого-то ударил?
— Нет, — пискнул он из-под подушек и сжался в комок. — Я не трогал его. Пересадить хотел с холодного пола на ковёр. Мама ругается, когда младшие на полу сидят. Я подошёл, только руку поднёс, а оно само. Я не хотел! Я не виноват.
— С Эмиром всё в порядке, — напомнила я. — Он испугался и потому закричал. Малыши долго привыкают к другим детям.
— Нет, ему было больно, — гора подушек пошевелилась. — Из-за меня. Не говорите матери, лина. Она будет пороть.
Ещё не лучше. Лея была в курсе опасных выбросов магии и ничего нам не сказала. Хотя нет, что-то такое пробурчала. “Сами с ним возитесь, если хочется”. Проклятье, я ни разу не сталкивалась с такими детьми! Тут нужен опытный боевик с полным набором поисковых артефактов. Неизвестно, чем Невил “бьёт” окружающих. Как защищаться от него, и, главное, как его самого защитить? От испуга, стыда и острого чувства вины он начнёт давить выбросы, чем доведёт себя до катастрофического состояния.