Посольская школа. Невеста Сокола
Шрифт:
“Очнись, Сокол, вы росли вместе. Скажи честно, ты ведь до сих пор видишь в ней ребёнка?”
Уже нет. На свадьбе главы клана, когда она танцевала в толпе, Сокол всем телом почувствовал, как изменилось отношение. Повзрослело вместе с Амелией. Если девочкой она привлекала его чистотой, пылким умом, своей непохожестью на других, то в женщине он видел силу, тщательно спрятанную за внешней хрупкостью. Смелость, самоотверженность.
“Моя девочка никого не боится”, — улыбался Витт. — Клан ещё вздрогнет от неё”.
А Соколу с болью хотелось повторить “моя девочка”, и чтобы она
Он даже глупость совершил. Пошёл, как того требовали традиции, к Витту за разрешением ухаживать. Лучше бы молчал. Друг Магнуса принял искренний порыв за личное оскорбление. “Тебе дешёвых девок не хватает? Или в фитоллийском ковене ведьмы кончились? Уходи и будем считать, что разговора не было”.
Конечно. Амелия достойна большего, чем наёмный убийца с руками по локоть в крови. Чем “эталонный кобель”, как шипела Ведана.
— Чем приёмыш без роду и племени, — тихо добавил Сокол и вышел из ванной комнаты.
В полумраке не сразу её разглядел. А, увидев, тенью шмыгнул за вешалку для одежды.
— Простите, лин Сокол, что ворвалась в вашу комнату без разрешения.
Вот так тихоня! Воспользовалась служебным положением, сняла с пояса связку ключей и отпёрла дверь в предназначенную для главы охраны комнату бывшего приюта.
— Тёмных ночей, — на выдохе поздоровался он. — Чем обязан столь поздним визитом?
Голова пошла кругом. Распаренное после обжигающего душа тело, словно в сугроб засунули. Ещё немного и от контраста ощущений зубы застучат. Кого угодно мог представить ночью в своей спальне, но не Амелию. Тем более не сегодня. Сцена с букетом получилась до стыда неловкой.
“Угомонись, — приказал сам себе. — Вы работаете вместе. Сейчас будет нудный выговор за тренировку без рубашки”. Амелия обязана беспокоиться за нежные чувства своих воспитанниц, впервые увидевших полуобнажённого мужчину.
— Я пришла просить вас, — смутилась она. Смотрела в пол и перебирала тонкими пальцами бахрому на вязаной шали. — Просить… Завтра праздник начала занятий, послезавтра первые уроки, а у нас некому преподавать старшим детям боевую магию. Хорс займётся основами, но я бы хотела, чтобы ученики уже сейчас понимали, как могут защитить себя.
— Из академии никто не пришёл, — догадался Сокол и тут же прикусил язык.
Дурак! Она так уязвима сейчас, что любое не к месту сказанное слово дорого ему обойдётся. Двух дней не прошло с момента, когда Амелия, расправив плечи, заявила, что не нуждается в его помощи. И вот она здесь.
Трижды дурак! Мало было букета ромашек? Как можно раз за разом уничтожать свой последний шанс?
— Я готов, — выпалил Сокол, но Амелия уже начала оправдываться.
— Да, я просила отца помочь укомплектовать штат, но жалованье у нас слишком маленькое. Школу финансирует министерство иностранных дел Фитоллии. А у них своя сетка окладов и надбавок. “Учителя из бессалийского отделения не могут зарабатывать больше, чем преподаватели академии для ведьм. Это неслыханно!” Увы, и другого слова мне не подобрать, наши маги могут гордиться, как высоко ценится их труд. Гордиться и не соглашаться на мизерное по меркам клана жалованье.
Она с едва различимым треском порвала одну из нитей в шали. Что-то было не так. Сокол не верил в настолько резкие перемены. Не ходят на поклон к бывшему врагу, если за окном изменилась погода или просто что-то взбрело в голову. К слову, погода испортилась. Бессалия встречала раннее лето первыми грозами.
— Я готов преподавать, — повторил он. — Схожу к Хорсу и узнаю, как составляется программа и чем лучше начать разносить манекены на полигоне. Но у меня есть вопрос.
— О, я даже рада, что он есть. — Амелия не поднимала взгляд, хоть Сокол и завернулся в плащ по самое горло. — Иначе решила бы, что вы делаете мне одолжение… Нет, не так. Что вам наплевать. Простите, снова нет. Давайте обсудим ситуацию с букетом. Я спать не смогу, если мы не загладим неловкость. — Она порвала ещё две нити. Её худые плечи вздрогнули, а в комнате будто стало темнее. — Я не думала, что белые розы так сильно вас расстроят.
Ах, вот в чём дело. Она приходила на полигон и видела тренировку.
Сокол медленно выдохнул и потёр пальцами лоб. Будь он действительно тем беспринципным чудовищем, охотящимся на девичьи сердца, обязательно бы воспользовался ситуацией. Амелия почему-то связала вспышку гнева и его неудачу с ромашками. Считала себя виноватой. А раз так, то её чувствами стало можно манипулировать. Многозначительно промолчать и позволить ей и дальше быть хорошей девочкой. Дать то, чего от неё ждали. Сокол предлагал помощь, она отказалась, значит, что? Нужно немедленно прийти в его комнату и согласиться. А на что соглашаться, если ничего конкретного он не говорил? Так нужно самой придумать. “Преподавателей ведь не хватает”. Гениально! А где первая манипуляция, там и вторая. Настоящий бабник пошёл бы в класс преподавать, а потом осторожно намекнул, что всё ещё расстроен. Намекнул и снова промолчал. Что делать хорошей девочке, когда она по-прежнему виновата? Согласиться на свидание. Ведь только так можно получить прощение.
— Моё желание спустить пар не связано с белыми розами, — признался Сокол. — Вернее, связано, но лишь отчасти. Я долго копил гнев в себе, не давая ему выход. Чужой букет в вашем кабинете всего лишь стал последней каплей. Обещаю впредь решать внутренние проблемы подальше от школьного полигона.
Амелия заёрзала на стуле, несчастная шаль трещала в её руках. Да, чувство вины обычно слишком тяжёлое, чтобы снять его одной фразой. Особенно, когда женщина в клане вообще во всём виновата. По умолчанию. Просто потому что женщина и кого ещё виноватить? Не признавать же мужчинам ошибки за собой? Это не мужественно. Это слабость.
— Я сам промахнулся с ромашками. Вспомнил, что часто видел их в вашем доме и хотел сделать приятное. Поступить не банально. А ведь мне открытым текстом сказали, что нужен просто букет. И вспылил на пустом месте. Приревновал, не разобравшись, кто подарил цветы, по какому поводу. Извините, глупо получилось.
Она замерла и впервые робко на него посмотрела. В бездонных глазах испуг сменился нежностью. Как назло, тело немедленно отреагировало. Кровь прилила к детородному органу, плащ оттопырился.