Посредник
Шрифт:
– Эти часы меня раздражают.
Фрэнк тоже остановился:
– Лучше бы снесли все это дерьмо.
– Особенно часы. Они просто назло их тут держат?
– Уборка мусора тоже стоит денег.
Фрэнк рассмеялся:
– Сносить дороже, чем строить. Черт возьми, сделаю-ка я доброе дело. Остановлю часы раз и навсегда.
Стив влез на ящик и принялся дергать старые искореженные часы. Те упрямо не поддавались, и он злился все сильнее, оторвал доску и в конце концов победил былое величие Кармака, а потом спихнул обломки на рельсы.
– Мать твою, зачем ты это сделал?
Стив закурил:
– Ты о чем?
– Зачем спихнул их на рельсы? Может случиться беда.
– Беда? По-твоему,
– Все равно это неправильно.
– Тебе всюду мерещатся несчастья, Фрэнк. Но ты ведь ими и живешь, так?
Такое Фрэнк на себя вешать не хотел. Спрыгнул на пути и отбросил обломки в траву. Минуту постоял, прислушиваясь. Он ничего не слышал, но чувствовал едва уловимую вибрацию рельсов, ночной поезд, пока что далеко, там, где еще день, чувствовал эту песню, которая раньше была доброй приметой, а теперь – дурной, просто дурной вестью или вовсе никакой не вестью: поезда-то в Кармаке больше не останавливались.
Правда, бар по-прежнему назывался «Рейлуэй рест», то бишь «Железнодорожный приют». Старые расписания поездов висели у входа, напоминая посетителям обо всем, что миновало, а миновало почти все. Стив охотно сорвал бы и их, но не стал. Музыкальный автомат в углу молчал, им уже давно никто не пользовался. Старые шлягеры вышли в тираж. Возле бильярдного стола отирались унылые сутулые мужики, зеленое сукно отбрасывало блеклые зеленые тени на их лица, которые словно бы зарастали травой. Кто-то крикнул:
– Фрэнк Фаррелли явился искать бйды!
А в углу сидела миссис Стаут с каким-то синим напитком. Ей здесь не место, подумал Фрэнк и хотел повернуть обратно, но Стив его удержал.
– Плюнь ты на этих неудачников, – сказал он.
Они стали у стойки. Стив заказал два стакана, большой и поменьше – большой стакан виски и маленький с пивом. Фрэнк заказал содовую «Канада-драй».
– Помнишь, что нам внушали, когда мы были мальчишками? – спросил Стив.
– Да нам много чего норовили внушить.
– Мол, если будешь хорошо себя вести, то, когда умрешь, попадешь в Сульванг.
– А будешь вести себя плохо, останешься в Кармаке.
Стив осушил один стакан, заказал новый и повернулся к Фрэнку:
– Ты в это верил.
– Черта с два!
– Верил-верил.
– Черта с два! Кончай талдычить, будто я верил в эту ерунду.
– Ну ты даешь, Фрэнк! Пожалуй, это единственное, на что можно надеяться.
Оба немного посмеялись. В сущности, замечательно сидеть вот так у стойки бара и просто болтать. Не то чтобы они говорили о чем-то новом – такое бывало редко. Скорее уж, разговаривали обо всем, что происходило раньше, ведь о будущем ничего особо не скажешь, невозможно не повторяться. Теперь же у Фрэнка была работа, и он просто не мог не смотреть в будущее. Потому-то, наверно, и отметил в глубине души, что немножко заскучал в обществе приятеля, который застрял на месте, тогда как Фрэнк полным ходом мчался по жизни. И все равно замечательно. Стив заказал еще выпивку и кивнул на миссис Стаут:
– Как думаешь, угостить даму коктейлем?
– Нет.
– Почему?
Фрэнк понизил голос:
– Потому что она только что овдовела.
– Тем более.
– Черт, Стив, это не смешно. Вдобавок она потеряла и сына.
– Вот это скверно.
– Именно я сообщил ей об этом. Было нелегко.
– Ты вроде говорил, что обязан молчать?
– Потому больше ничего и не скажу. Но было нелегко. Так и знай.
Фрэнк глубоко вздохнул и спрятал лицо в ладонях. Стив достал пачку сигарет.
– Ты ведь можешь меня с ней познакомить?
– Лучше откажись от этой идеи.
– А что тут плохого? Она пошлет меня к черту? Ну и что?
– Или выплеснет стакан тебе в рожу.
– Да, ты бы предпочел увидеть здесь какое-нибудь несчастье. Тогда бы тебе было чем заняться.
– Опять не смешно. Мне, во всяком случае.
– Просто у тебя нет чувства юмора.
Тут Фрэнк сообразил, почему приятель вправду начал действовать ему на нервы. Шутки у него невеселые, а большей частью вообще бородатые. И он вдруг подумал, что долго не выдержит в его обществе. Огорчительно, однако так уж оно есть. Ничего не попишешь. Стив сунул в зубы сигарету, но закурить не успел – бармен бросил тряпку за спину и наклонился над стойкой:
– Кури на улице, Стив.
– Ладно-ладно. Знаешь, что Нил сказал Олдрину, когда они прилунились?
– Большой и маленький шаг.
– Нет. Это потом. Сперва он сказал: Мы сейчас единственные, кто не дома.
Стив захохотал громче всех и щелкнул зажигалкой. Бармен схватил его запястье и задул пламя:
– Обойдемся без скандала, Стив. Согласен?
– Ладно, шеф. И без чаевых.
Стив сгреб со стойки в ладонь мелочь и отошел к музыкальному автомату, пыльному «Вурлитцеру» выпуска 1962 года. Повернулся к миссис Стаут:
– Что желаете послушать, мэм?
Она взглянула на него поверх стакана:
– Выбери сам, красавчик. Но я питаю слабость к «В-двенадцать».
– «В-двенадцать»? Именно это я и хотел поставить. Смекаете, что это означает?
– Что же?
– Мы созданы друг для друга.
Миссис Стаут засмеялась и вроде как согласилась. Заказала еще порцию выпивки, и Стив решил, что нынче у него есть шансы, вдова ли, нет ли. Он бросил в прорезь монетку, нажал на кнопку «В-12» – «Blue Skies» в исполнении Эллы Фицджеральд, кого же еще. Можно и потанцевать. Под эту песню можно делать что угодно. Но ничего не произошло. Пластинки так и висели за грязным стеклом. Стив бросил еще одну монетку. Опять безрезультатно, только мужики в глубине бара перестали играть в бильярд, видимо смекнув, что Стив Миллер норовит выпендриться, а на лучшее развлечение в такой вечер, как нынче, рассчитывать не приходится. Фрэнк огорчился за приятеля, пытавшегося оживить дохлый музыкальный автомат, который только жрал монеты. В конце концов Стив не стерпел. Не стерпел, что этот паршивый «Вурлитцер» портит ему вечер, именно сейчас, когда все шло так хорошо, – во всяком случае, он думал, что все хорошо. Разбежался и что есть силы пнул, автомат затрясся, затрещал, зашипел, однако никакой музыки не завел, только погас, окончательно сдох – этакая могила для старых шлягеров. Но в зеленой тени от бильярдного стола отделилась какая-то фигура, направилась к Стиву, который и сам был отнюдь не воробышком, после двадцати-то лет в мастерской. Но этот мужик был сущий богатырь. Стиву придется туго, если возникнет скандал, а он возникнет наверняка. Фрэнк, по-прежнему сидевший у стойки, узнал этого мужика, не по размерам, а по медно-красной, едва ли не уродливой физиономии. Боб Спенсер, тот, что вместе с ним претендовал на должность Посредника, но получил от ворот поворот. Бармен положил тряпку, взялся за трубку телефона. Вот-вот грозило случиться что-то нехорошее. Это было ясно всем, и никто не вмешивался, всем хватало своих забот. Боб Спенсер остановился перед Стивом, смотрел, однако, на миссис Стаут.
– Этот болван тебе докучает? – спросил он.
– Нет, мне докучаешь ты, щербатая рожа.
В баре и так уже было тихо, но теперь повисла мертвая тишина. Порой, хоть и нечасто, случается, что время как бы замирает, готовясь к прыжку, а затем рывком перескакивает в следующий миг. Сейчас было именно так. Боб Спенсер повернулся к Стиву:
– Ломаешь наш музыкальный автомат, кретин?
– Ты слыхал, что сказала дама, щербатая рожа. Ты нам докучаешь.
– Еще один пинок – и…
– И что тогда, щербатая рожа?