Посредник
Шрифт:
Время взяло фальстарт и уже приземлилось в следующем мгновении. Стив вряд ли заметил занесенный кулак, да, пожалуй, оно и не важно, поскольку он все равно ничего не мог сделать. Мог бы разве только остаться у стойки, не ходить к бездействующему музыкальному автомату и не спрашивать, что миссис Стаут желает послушать, но об этом думать уже поздно. Переносица его треснула и расплющилась по щеке. Фрэнк, сидевший по меньшей мере в двух метрах от него, отчетливо услышал тот же противный звук, какой возникает, когда сжимаешь мешок с гравием. Удар, однако, был еще не самое скверное. Стив, конечно, рухнул прямиком
– Стив, – прошептал Фрэнк, потом выкрикнул: – Стив!
Но Стив был вне досягаемости. Боб Спенсер сидел на стуле и твердил, что ничего такого не хотел.
– Я не виноват, я не виноват! – скулил он, как мальчишка, пока кто-то не велел ему заткнуться.
Бармену ничего не оставалось, кроме как позвонить в больницу, и через четверть часа приехала «скорая», а за ней Шериф. Двое санитаров подхватили Стива, нацепили на него защитный воротник, переложили на носилки. Шериф отвел Фрэнка в сторону:
– Надеюсь, вы не имеете к этому касательства.
– На носилках мой приятель. А мог бы оказаться и я сам.
– О’кей, Фрэнк. Спокойно. Что произошло?
– Вон тот подонок ударил.
Фрэнк кивнул на стул, где все так же сидел Боб Спенсер, обхватив ладонями рябое, мятое лицо.
– Знакомые, – сказал Шериф.
– Да, сплошь знакомые.
Шериф посмотрел на Фрэнка:
– Кстати, кто-то сорвал на вокзале часы. Вам что-нибудь об этом известно?
– Стив просто хотел их наладить.
– Не придуривайтесь, Фаррелли. Это не ваша епархия.
– Простите, сэр. Я и не собирался. Но часы уже лет сто стояли, и, между прочим, с рельсов их убрал я, когда Стив…
Шериф перебил его:
– Да начхать мне на эти часы. Я просто хочу знать, был ли Стив зол нынче вечером.
– А кто не зол, – сказал Фрэнк.
Шериф побеседовал с другими посетителями, с этими бессовестными типами, которые все до одного вдруг обзавелись катарактой. Конечно же, никто ничего не видел, пока Стив не распростерся на полу возле музыкального автомата. Обычное дело. Никто ничего не видит. У бармена, как выяснилось, тоже плохо со зрением, так что особого проку и от него не было.
– Да, конечно, разгорелась потасовка, и Стив рухнул в нокаут, но он сам и заварил кашу.
– Заварил кашу?
Бармен пожал плечами:
– Стив пнул маленько музыкальный автомат. Наверно, думал, это поможет. – Он налил кофе себе и Шерифу. – Так что оба, похоже, виноваты, как часто бывает, когда возникает потасовка.
Шериф поблагодарил за кофе и за философский вывод и подошел к Бобу Спенсеру, который, не дав ему открыть рот, принялся твердить о своей невиновности. Он и ударил-то несильно. Бывало, и сильнее бил, а никто от этого с ног не валился. Кто же виноват? Да музыкальный автомат. Шериф чертовски устал. Разве удар нанес автомат? Он мечтал о негодяе, который бы напрямик сказал: виноват я. Я все это наворотил. Ваша взяла. Шериф знал, что дело так и так отправится в долгий ящик. Как и большинство других дел. И все это знали. Весь Кармак отложили в долгий ящик. Он пришел сюда лишь для проформы. С тем же успехом мог бы заменить звезду крышкой от шипучки. Он повернулся к Стиву, которого спешным порядком вынесли вон, погрузили в карету «скорой» и, включив мигалки и сирены, изничтожившие остаток этого паршивого вечера, повезли в больницу. Шериф снова жестом подозвал Фрэнка.
– Почему вы не сказали, что ваш приятель пнул автомат?
– Я думал, это не имеет значения.
– Вы, Фрэнк, сейчас не Посредник. Вы свидетель. А это совсем другое дело.
– Так точно, сэр.
– Как Посредник вы можете выбирать, что надо сказать. Как у свидетеля у вас выбор один. Правда.
Шериф слышал, какое участие он тут принимал и что говорил, и ни секунды ему не верил.
– Понимаю, сэр, – сказал Фрэнк. – Стив пнул автомат, потому что бросил туда монеты и ничего не произошло.
– Он разве не знал, что автомат не работает? Еще со времен Элвиса не работает.
– Может, забыл. В смысле, что автомат не работает.
– И что же?
– И что же?
– Что произошло после пинка, Фрэнк? И не разыгрывайте тупицу, как все.
– Боб Спенсер подошел к Стиву и сбил его с ног.
– И все?
– Сперва они немного полаялись. Боб обозвал Стива кретином. А Стив Боба – щербатой рожей.
– Щербатой рожей? Не очень-то красиво.
– Так ведь нельзя же из-за этого сбивать человека с ног?
Шериф вздохнул, почесал затылок:
– Много чего нельзя, Фрэнк. Мочиться в публичных местах. Ездить без номеров. Сквернословить в церкви. Переходить улицу на красный свет. А еще больше разрешено. Закрывать железнодорожные станции и школы. Отключать уличное освещение. Закрывать родильные отделения. Такие вот мелочи.
– Черт! – буркнул Фрэнк.
Шериф понизил голос:
– Что здесь делает миссис Стаут?
– Пьет.
– Это я и сам вижу, Фаррелли. Спасибо за помощь.
Он направился к ней. Она подняла глаза:
– Арестуете меня, Шериф?
– Вовсе нет, миссис Стаут.
– Но ведь, по-вашему, негоже мне тут сидеть, верно?
– Мне до этого дела нет. Я просто подумал: может, вы что-то видели или слышали.
Миссис Стаут закурила:
– Можете арестовать меня, Шериф. Я нарушаю закон.
Шериф сел, как бы и не замечая, что она курит.
– Миссис Стаут, знаю, вам сейчас тяжело, но не усложняйте жизнь и мне.
Она засмеялась, выпустила колечко дыма, проплывшее мимо Шерифа.
– Вам тяжело?
– Конечно, мои проблемы не сравнить с…
Она перебила:
– Джимми погиб не на войне. Упал в воду.
Шериф опустил взгляд, огорчился. Он уже и вспомнить не мог, когда огорчался последний раз. Он частенько приходил в ярость, раздражался, отчаивался и злился, что при его работе, в общем, вполне естественно, но сейчас лишь чертовски огорчился.
– Могу отвезти вас домой, – сказал он.
Миссис Стаут бросила окурок на пол, затоптала каблуком.
– Начала я.