Посредник
Шрифт:
Только к двум часам дня увезли тело Сапкина, да и менты убрались. Надо отдать им должное: работали тщательно. Облазили и обнюхали отделение, заглянули на соседние этажи. Короче, капитально поставили на уши всю клинику Нейроцентра. Но, конечно же, не нашли ни малейших следов рыжебородого мужчины с маленькими руками.
В лаборатории все сочувственно поглядывали на Игоря, но заговорить не решались. Людочка ходила на цыпочках, делала большие глаза, но заметно сожалела и удивлялась, как такое событие могло ее миновать. Она заботливо налила Игорю чаю, вышла из комнаты, и он услышал ее громкий шепот в коридоре:
– А я вам точно говорю: это мафиозные разборки!
Игорь горько усмехнулся, но тут же поймал себя на жутковатой мысли. Ровно неделю
Все, все, хватит киснуть, работа не ждет, наука стоит, деньги уплывают. Игорь надел на лицо строго-сосредоточенное выражение и вышел в коридор. Мимо пробежала Кружанская, прижимая к груди колбу с какой-то мутной дрянью. Новая лаборантка Маша испуганно пискнула неразборчивое приветствие. Около старой центрифуги, окутанный дымом, стоял Дуняев с вечной «беломориной». Вот тоже работничек. В лабораторию приходит, кажется, лишь для того, чтобы покурить. Подрабатывает где-то грузчиком. Примерно раз в месяц выдает идею, от которой потом «тащится» половина института. Очень интересный человек.
– Входите, Игорь, входите, – обрадовался Тапкин. Улыбнулся, но мигом согнал улыбку. Действительно, Александр Иосифович, бестактно улыбаться человеку, у которого буквально только что в отделении задушили больного. – Присаживайтесь. Ох, минутку, я бумаги уберу. – И зашуршал, зашуршал, несколько папок уронил на пол, нагнулся – выскочила из кармана ручка, опять наклонился – задел шнур от настольной ламы… Короче – эквилибрист с канцпринадлежностями. Игорь терпеливо подождал окончание номера.
– Я слушаю вас, Александр Иосифович.
– Да. Вот, Игорь Валерьевич. Опять нас горздрав трясет.
– Он еще жив?
– Ну, не он сам, а то, во что он переродился. Бог с ним, но они просят статистическую сводку по нашим больным. Вы сколько уже с аппаратом своим практикуете? Три года? Вот за этот период.
– Что это еще за сводка?
– О, там целая простыня! Все по графам: от момента заболевания до выписки, и все данные диспансеризации. Вот посмотрите.
Да-да, все правильно. Надо же и чиновникам от здравоохранения зарплату отрабатывать. Ну, щелкоперы, накорябали: где родился, с кем женился, размера обуви только не хватает! Игорь раздраженно сложил лист пополам.
– И когда этот шедевр нужно представить пред светлые очи горздрава, да хранит его Аллах во веки веков?
– Игорь, не волнуйтесь, это не к спеху, ну, может, к первому ноября.
– Да я не волнуюсь, Александр Иосифович, просто мне интересно, кто будет лечить моих нынешних больных, пока я буду рыться в архиве и названивать по поликлиникам?
Тапкин покашлял, умоляюще посмотрел на Игоря и вяло предложил:
– Попросите Машу…
– Эту новенькую? Эту мышку – хвостик бантиком? Да она двух слов связать не может! Ее на телефон посади, – Игорь смешно вытянул губы трубочкой и округлил глаза, – она «пи-пи-пи» да «сю-сю-сю» только и выговорит!
Александр Иосифович неожиданно громко фыркнул и уронил
– Ну, смотрите сами, – глухо произнес он из-под стола, продолжая смеяться.
На том и расстались. Дорогой мой Александр Иосифович, ископаемый вы мой динозавр! Смотрю на вас и не устаю удивляться: живет такой человечек, лабораторией заведует, бутерброды каждый день на работу носит для сотрудничков своих – оглоедов. Брючки на нем отпаренные – самая последняя лаборантка на них как на птеродактиля смотрит. Талончики в троллейбусе, переполненном, всегда компостирует. Мента продажного по-прежнему «товарищем милиционером» величает. Доченька у него на скрипочке играет лучше всех в классе, но на конкурсах последние места занимает, потому что учительнице мало только коробочки конфет на Восьмое марта… И мужик ведь не глупый, честный соавтор половины статей Игоря. А до сих пор уверен, что основной метод у Игоря в отделении – это лечебный сон.
Маша стояла перед Игорем, как принцесса, отданная на съедение дракону. Она не знала, куда девать глаза, поэтому смотрела куда-то в область галстука.
– Маша, – втолковывал ей Игорь, стараясь говорить четко и кратко, – вот бумага. Это таблица. Видите названия граф? Вы идете в наш архив. Смотрите истории болезни за последние три года. Причем отбираете только наше, третье отделение. Из них находите те, на лицевой стороне которых наклеен красный треугольник. Понимаете, красный треугольник. И аккуратно переписываете все нужные сведения в таблицу. Потом выясняете, в какой поликлинике пациент стоит на учете, и звоните туда… – Ни малейшей работы мысли не отражалось на кукольном лице лаборантки. Игорь с тоской подумал, что взваливает на ее хрупкие плечи непосильную ношу. – Вам понятно задание, коллега? – саркастически закончил он свои объяснения. И, приняв конвульсивное подергивание головы за согласный кивок, вручил Маше листы.
Все. Нужно сваливать домой и выпить водки. Утреннее происшествие все-таки сильно выбило Игоря из колеи. Гнусная история. Это даже не Агата Кристи, это скорей Стивен Кинг… Надевая пальто, Игорь рассеянно подумал, что случай с Сапкиным может подпортить таблицу статистики горздрава. Жаль мужика, совсем уж на поправку шел.
Глава восьмая
Саша
Прекрасная, изумительная погода стояла в Петербурге уже неделю. Город, ошарашенный неожиданным подарком природы, посыпал себя маскарадно-желтыми листьями и с затаенной смесью удивления и злорадства прислушивался к прогнозам погоды. Уже который день синоптики обещали Питеру температуру на несколько градусов выше, чем во всех бывших братских, а ныне суверенных столицах, и каждый раз – о, чудо! – оказывались правы. И что приятно: все больше и больше петербуржцев наблюдало великолепие осени из окон наземного городского транспорта, пренебрегая услугами самого глубокого и чистого метрополитена в мире. Даже консервативные пенсионеры – владельцы кондовых «412-х» «Москвичей» и первых моделей «ВАЗов», прозванных в народе «копейками», не спешили ставить своих заслуженных «коней» на зимние стоянки. Наскребая гроши на дорогой бензин, они упорно ездили по улицам, путаясь под колесами иномарок. Нехорошие слухи о безобразиях в метро ползли по городу.
Пронырливые журналисты, уже вошедшие во вкус «чернухи» и сплетен, пока еще не потревожили читателей ни одной версией происходящего под землей.
Ровно в 20.20 тринадцатого октября к станции метро «Политехническая» подъехала первая машина «Скорой помощи». Через семь минут их уже было четыре. Через четверть часа – десять. «Началось», – подумали сорок два процента зевак, хотя ни один человек членораздельно не смог бы объяснить, что именно началось. Тридцать один процент сошелся на том, что террористы взорвали бомбу. «Учения», – решили еще девятнадцать процентов. Все? Ах да, из оставшихся два процента составляли грудные дети, два – успели сесть в трамвай, два были продавцами ларьков и не пожелали покинуть рабочие места, и еще два были настолько пьяны, что ничего не поняли.