Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли
Шрифт:
Как утверждают Тони Негри, Делёз и другие представители меонтофагии, между новыми революционерами, постмарксистами (меонтофагами) и посткапиталистами (семиургами) идет война. Война за доверие и внимание семиофагов.
И как в истории с капитализмом и марксизмом капиталисты с огромным интересом читали Маркса, внимательно его исследовали и прислушивались к нему, хотя его и не принимали, так и семиурги, по крайней мере, их элита, внимательно прислушиваются к меонтофагам и уделяют им определенное внимание, поскольку именно они вскрывают сущность того, что делают первые.
Революционеры вскрывают сущность того, что делают эксплуататоры гораздо лучше самих эксплуататоров, и это отличает их от обычных
Кто-то удивлялся, почему была такая яркая презентация «антикапиталистической» книги Тони Негри «Империя». Именно потому, что семиургам или господам современного мира очень интересны революционеры. Они им интереснее, чем послушные рабы. Рабы скучны, они просто смотрят сериалы, а меонтофаги ещё что-то пытаются сказать.
«Нирвана»
Что разоблачают меонтофаги? Они наглядно демонстрируют всем: то, что мы видим, то, что является информационным потоком, в наше время вообще ни с чем не соотносится. Даже с тем, что идёт по другим программам! Это настоящий конец и денотата и коннотата. Соответственно, меонтофаги-революционеры бросают вызов всей системе постмодерна. Многие культовые фильмы сняты меонтофагами: «Экзистенция», «Нирвана», «Матрица», «Скала», «13 этаж», «Шоу Трумэна» и другие картины, где показывается, что постепенно разница между виртуальным и реальным мирами стирается, а участие в виртуальных играх приобретает всё более и более реальный характер. На горизонте же геймер и персонаж компьютерной игры просто сливаются, и разделение между ними невозможно, поскольку остается только сама стихия ризоматической игры и, соответственно, кто в кого играет — уже не так принципиально. Система игры, система матрицы поглощает всё.
Фильм «Нирвана» Габриэля Сальватореса кончается программным дискурсом об игре, участник которой в результате сбоя «понял», что он всего лишь компьютерный персонаж. Он входит в коммуникацию с создателем игры и начинается борьба создателя игры и её персонажа против корпорации семиургов, которые наживаются на этих играх. Из простого участника этого процесса автор игры превращается в сторонника меонтофагов-революционеров, борющихся против семиургов. А главный персонаж игры «Нирвана», распознавший, что он компьютерный фантом, призывает покончить с миром эксплуатации производителей виртуальной реальности.
Приведу последние слова из фильма «Нирвана»:
Джимми?
Да, я стёр «Нирвану». Теперь можешь ни с кем не
играть.
А я уже засомневался в тебе.
Я же обещал тебе.
Постой... Когда ты удалишь меня, я превращусь...
во что?
В снежинку, кружащуюся за окном.
Это не так плохо... Джимми, значит, мы победили?
Мы победили.
Стирай всё. Давай же...
Вот она, законченная и исчерпывающая программа Делёза-Негри, программа современного антиглобализма, прозрение в сущность «общества спектакля». «Стирай всё. Давай же...»Это и есть максимальная программа революции в постмодерне: предложение просто удовлетвориться стиранием.«Кого? Чего?» — «Всего». Это и есть «la volonte au neant», «воля к ничто» Жиля Делёза.
Меонтофаги против семиургов. Это главное социальное
Радикальный Субъект и его метагносеология
Радикальный Субъект и его метапарадигмальность в постмодерне
Как к трём типам постчеловеческой социальности относится Радикальный Субъект?
Радикальный Субъект относится с неприязньюк тем, кто эксплуатирует симулякры знаний, с жалостью, брезгливостью и презрениемк недолюдям, которые находятся в центре этого процесса, и с определенным пониманиемк меонтафагам.
Меня много раз спрашивали, откуда симпатия у традиционалистов к постмодернистам? Являясь паладинами абсолютного ничто, носителями ночи и сборищем коллективных бесов, эти коллеги более точно определяют сущность того, чем является парадигма постмодерна, чем те, кто пытается заделать или приукрасить разверзшуюся на наших глазах онтологическую или эсхатологическую брешь. Одним словом, будучи чудовищами, они ближе к истине.
Если вы помните геноновскую модель Космического Яйца, то речь там шла о том, что в конце космического цикла яйцо оказывается открытым снизу. И вот через это открытие Космического Яйца снизу, через подчеловеческую реализацию абсолютной ночи, представители меонтофагии, волонтеры ничто тоже чуть-чуть заглядывают за парадигму, причем даже не просто за её шов, связанный с парадигмой модерна (хотя и это верно), но и куда-то глубже, за обратную сторону парадигмы.Но там-то и пребывает Радикальный Субъект.
Как в феномене Консервативной Революции открывается парадоксальная близость ультра-консерваторов и ультра-революционеров, точно так же в гносеологической проблематике постмодерна обнаруживается странное созвучие позиции Радикального Субъекта и меонтофагии.
Радикальный Субъект не имеет абсолютно никакого отношения к прямодушному делёзианскому прославлению ничто, к воле к ничто. Радикальный Субъект мета-парадигмален.Он стоит по ту сторону парадигм.Но только сейчас, в эпоху постмодерна, через корректный анализ и аккуратный разбор гносеосимуляционного процесса как основного процесса парадигмы постмодерна, он способен наглядно проиллюстрировать и понятно обосновать свое отличие не только от парадигмы постмодерна, но и от парадигм вообще.Ведь логика пути Радикального Субъекта постепенно ведет к его обособлению, выделению и становлению самостоятельным, метапарадигмальным полюсом, сверхчеловеком, абсолютно новым персонажем абсолютно новой метапарадигмальной картины.
Именно в постмодерне он способен обнаружить себя как того, кто он есть, высказать и проявить свою собственную программу, чего он не мог сделать ни в парадигме премодерна, ни в парадигме модерна. Только сейчас, в парадигме постмодерна, Радикальный Субъект, сверхчеловек начинает выступать как самостоятельная метапара-дигмалъная инстанция.Он еще невидим, и язык его непонятен, поскольку он метапарадигмален, и то, что он говорит, тоже не может быть интерпретировано в рамках парадигм, в том числе и в парадигме постмодерна.
Конечно, в постмодерне непонятен не только Радикальный Субъект; там не понятно вообще ничего, так как отсутствие гносеологического кода в постмодерне превращает постзнание, постгносеологию в чистый нигилизм. Но непонятность языка Радикального Субъекта проистекает совершенно из другой сферы. Он не подпарадигмален, он — надпарадигмален. Он метапарадигмален. И его язык является недешифруемым по совершенно иной причине, на совершенно ином метафизическом основании, чем классический пост-язык гносеосимуляционных процессов.