Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли

Эта книга представляет собой цикл отредактированных лекций, прочитанный мною на философском факультете МГУ в ходе весеннего семестра 2005 года. Этим объясняется академический, в общих чертах, формат подачи материала. Я старался изложить представление о трех парадигмах и метафизике Радикального Субъекта по возможности приближенно к основным направлениям философского образования — как обзорный курс магистральных тем истории философии.

В книгу добавлены схемы, большинство из которых демонстрировалось в ходе лекционного курса.

Чтобы избежать усложнения материала, я решил отказаться от помещения ссылочного аппарата в самом тексте

В основе курса «Постфилософии» лежит деление всей истории человеческой мысли на три фундаментальные эпохи— традиционное общество, общество Нового времени (модерн) и постиндустриальное общество (постмодерн).Я называю их «парадигмами»,чтобы подчеркнуть, что речь идет не просто о (диахроническом) развертывании единого динамического процесса развития человеческого мышления — от архаического к современному и постсовременному, но о законченных в самих себе и фундаментальных системах организации мысли, которые можно рассматривать и сопоставлять друг с другом, абстрагируясь от стрелы исторического времени — т.е. синхронически.Обыкновенно смену по логической цепочке традиционное общество (премодерн)-модерн-постмодерн принято рассматривать как социологическую или гносеологическую синтагму,организованную по строгому принципу последовательности — от премодерна к постмодерну. Описывая эти явления как три самостоятельных «парадигмы»(а не единую трехчленную синтагму), я хочу подчеркнуть, что мы имеем дело не с постепенным совершенствованием несовершенного (органическим ростом от зерна к дереву), но с тремя равнозначными по основным параметрам довольно симметричными структурами, множествами, смена которых осуществляется не как роковая заданность, но как свободный, сознательный и волевой выбор человечества, общества, личности.

Премодерн (традиционное общество) является «прошлым» (т.е. «снятым», «преодоленным») в строгом смысле слова только для западного сегмента человечества.Другие общества — азиатские, африканские или латино-американские — вполне могут пребывать в этой парадигме и до сего дня. Более того, они могут сделать ценностный выборв пользу сохранения именно такой модели и в будущем, как, например, поступают исламские фундаменталисты.

Конечно, каждая парадигма несет в себе гигантский пропагандистский заряд. И наиболее активная и агрессивная парадигма — парадигма модерна — стремится описать переход от парадигмы премодерна к себе самой как естественное, необратимое и само собой разумеющееся явление. Структуралистская философия, постмодернистская критика и простое наблюдение за событиями, развертывающимися вокруг нас в начале XXI века, показывают, что это не что иное, как гипноз и внушение.

Намного более корректно описывать этот процесс в синхроническойперспективе — как (теоретически обратимый!)переход между рядоположенными парадигмами. В таком случае, мы можем выстроить их во временной последовательности— там, где это соответствует исторической действительности (например, в Западной Европе или Северной Америке), а можем рассматривать как синхроническую суперпозицию отдельных элементов,в разной пропорции почерпнутых из различных парадигм (как это имеет место во всех остальных — незападных или полузападных — обществах).

Таким образом, парадигмальный метод описания истории философии, на котором зиждется данный курс, имеет в себе как привычную (в основном для современных западных исторических и социологических реконструкций) модель трехчленного деления типов обществ (премодерн-модерн-постмодерн), так и инновационное предложение рассмотреть их в синхронической оптике.Такая методологическая инновация основывается, в свою очередь, на философских моделях, заимствованных из теорий европейских традиционалистов (Р. Генон, Ю. Эвола и т.д.), французских структуралистов (К. Леви-Стросс, М. Фуко и т.д.), сторонников теории циклического развития (О. Шпенглер, А. Данилевский, Н. Тойнби) и русских евразийцев от Н. Трубецкого и П. Савицкого до Льва Гумилева.

В результате мы получаем философский инструментарий для максимально корректного анализа всех трех парадигм и их содержания, которые могут осмысляться нетолько в своем внутреннем контексте, но в широкой перспективе свободного сравнения с соответствующими множествами, взятыми из других парадигм. Такой парадигмальный компаративизм существенно обогатит и уточнит анализ многих явлений и проблем сегодняшнего дня, особенно тех, которые дают о себе знать в условиях фазового переходаот общества модерна к обществу постмодерна, в котором живут сегодня многие страны Запада и который так или иначе влияет на все остальные типы обществ.

Постмодерн сам по себе подталкивает к тому, чтобы постоянно проводить сравнения своих понятий или категорий с понятиями и категориями модерна. Это общее место любого постмодернистского дискурса. Я предлагаю расширить это сравнение до трех парадигм, т.е. включить в этот анализ парадигму премодерна, так как внимательное обращение к ее содержанию в значительной мере прольет свет и на те процессы, которые занимают нас в период перехода к постмодерну.

Мне представляется, что эта книга обращена к очень широкой категории читателей, к своего рода «интеллектуальным массам».Я пытался обобщить в ней самые основные и центральные вопросы и проблемы, с которыми сталкивается человеческое мышление в наше время.

Всем, наверное, очевидно, что мы живем в период сбоя привычных ментальных операций.Инерциальные объяснительные и классификационные схемы на глазах утрачивают релевантность, а если и не утрачивают, то превращаются в непредсказуемые и неожиданные методологии, пронизанные новыми смыслами и содержанием.

С концом второго тысячелетия и XX века окончился фундаментальный этап человеческой истории.Будто интеллектуальный лед, сковывавший еще вчера море вегетативных, бессознательных страстно-телесных поползновений и интуиции, в одночасье треснул, и мы имеем дело с отдельными льдинами, плывущими стохастически в неведомом даже для них самих направлении. Это своего рода «глобальное потепление» в интеллектуальной сфере. Человек, считающий, что он имеет в таких условиях удовлетворительную рациональную схему для объяснения происходящего, либо по инерции предается грезам о прошлом (аналогично феномену «фантомных болей»), либо дерзко и вызывающе имитирует мыслительные процессы. Стратегия мыслеподражания(как подражают счету и чтению цирковые животные — тюлени, дельфины, дрессированные пудели или домашние кошки) сегодня получает повальное распространение. Это можно понять и оправдать: мы имеем дело с защитным механизмом человечества, систематически сталкивающегося со слишком сложными и непривычными интеллектуальными вызовами, слишком резкими сдвигами и слишком незаметными и тонкими переменами в кажущихся «прозрачными» смыслах и значениях.

Тот, кто не опускает в такой ситуации рук, наверняка, найдет эту книгу полезной, независимо от того, какие акценты он в ней расставит, с чем согласится, а что оспорит. В отличие от большинства других моих книг и текстов, здесь я старался удержать мои личные оценки, пристрастия, симпатии и антипатии при себе. Подозреваю, что это удалось лишь отчасти, но призываю читателей доделать за меня это работу — выбрав из общего объема то, что не подлежит сомнению, независимо от расставленных автором эмоциональных акцентов. Одним словом, эта книга не «партийная» и не «полемическая». А следовательно, она обращена к максимально широкому кругу читателей. Сегодня для того, чтобы не разучиться думать вовсе, надо непрестанно думать о самом главном и самом глубоком. Эта книга написана о самом главном и самом глубоком. Значит, она нацелена на массового читателя.