ПОСТИНДУСТРИАЛЬНЫЙ ПЕРЕХОД и МИРОВАЯ ВОЙНА Лекции по введению в социологию и геополитику современности
Шрифт:
Когда мы смотрим издали процесса, то нормальное распределение оказывается хорошим приближением. Для описания процессов, которые уже произошли, для изучения форм процессов, математический аппарат Гаусса работает, но как только мы имеем дело с процессом единичных реализаций вероятности, то выявляется совершенно другой расклад. На примере биржевых и прочих случаев Талеб показывает, что на самом деле реализуется не та вероятность, которую мы можем предположить. На самом деле вероятность события, которое нам кажется невероятным, гораздо больше.
Талеб пользуется фрактальной математикой для описания распределений вероятностей и вероятностных процессов по причине отсутствия более адекватного аппарата для исследования дискретных по сути процессов.
В качестве отступления скажу, что книжка Талеба мне не нравится: там много лишнего. Много рассказывает о своем детстве, причём рассказывает как типичный представитель под всех прогибающейся ливанской нации, как шлюха умалчивает, что гражданская война в Ливане есть следствие не какой–то там случайности, а вполне определённых и подлых действий сирийских алавитов. У него в Ливане, родственники, вот он и боится назвать авторов этой случайности — вмешательство сирийских спецслужб. Поэтому с горя врёт, что реализовалась вероятность невероятного события. Смешно читать и про его любовь к Мандельброту. Это не относится к делу, просто пропускайте. Важно только общее впечатление относительно этих вещей. С учетом моих замечаний я вам советую эту книжку почитать, это интересная книжка.
Когда для вас станет ясно, что поле вероятностей устроено не так, как это кажется из нашего обыденного опыта, из нашего математического образования, тогда вы задумаетесь, как работать с этими самими потоками вероятностей. А дальше становится ясно, что ты можешь обыгрывать любого соперника, когда ты более адекватно управляешься с потоками вероятностей. Обыгрывать на тех крайних случаях, когда он ошибается в своей модели вероятностей, когда он неправильно оценивает вероятности.
Чем дальше от гауссианы – тем в большей степени она есть неадекват, и, соответственно, человеческие представления есть неадекват. Соперник выбрал неправильный алгоритм, принял неправильное решение – здесь ты его и обходишь. Если ты начинаешь обыгрывать соперника на управлении потоками вероятностей, то ты неизбежно за несколько циклов разрушаешь сам его базовый управленческий процесс. Ты бьешь по параметрам этого процесса. Твоя адекватность относительно поля вероятностей выше. На этом соперник проигрывает, его кибер–процесс разрушается.
Это один из методов разрушения управления — через вероятности.
Есть методы, связанные с так называемой дебилизацией управления. Они бьют по человеческому элементу в автоматизированных (но не автоматических) системах управления боем. В основе этой техники — создание такого количества информационных потоков, на обработку которых человеческий элемент принятия решений не рассчитан, не способен. Как только ты научишься бить по человеческому элементу в этой системе, по человеческой составляющей, при помощи создания нескольких разнонаправленных потоков – ты победитель. Есть достаточно много примеров современного боевого применения, они в кругу военных аналитиков известны, там их можно обсуждать. За пределами этого круга сложнее – мало кому интересно.
Это уже относится не к информационной стороне дела. Это уже — управление потоками на базе интуитивно–диалектического подхода, интуитивно–диалектического метода. Оружие господства правящих классов будущего общества — в способности управлять этими потоками. Конкуренция сейчас идет в экономической сфере, а в случае столкновения перейдет в военную сферу. В принципе, это одна и та же конкуренция.
Те корпорации, которые на сегодня имеют кибер–центр, основанный на технологии кибер–сина, либо на цикле Бойда (может, у кого–то есть и основанный на «Красной звезде» с супервизингом), получают возможность ведения силовой конкуренции или, как пишется в учебнике для лохов, «нечестной конкуренции». То есть конкуренции, основанной не на рыночных конкурентных преимуществах, а на внерыночных: возможности контроля потоков ресурсов, возможности контроля потока сознания, возможности контроля потребительского рынка, контроля необходимых для бизнеса ресурсов. И военная, и бизнес–модель предусматривает битву за контроль над потоками ресурсов. Вброшенный мной на моих семинарах 1980х годов тезис «Бизнес – это война» совершенно естественен, потому что бизнес это и есть война, война за контроль ресурсов.
Безинформационные войны
Наше рассмотрение относится к военному делу и к бизнесу в совершенно одинаковой степени. Впереди нас ждёт фундаментальное изменение технологии ведения войны. Сегодня технология ведения войны — это обладание кибер–центром. Технология ведений войны завтра — это обладание кибер–центром и технологии дезорганизации кибер–центра противника.
Сегодня ядро боевого столкновения — это столкновение кибер–центров. Столкновения на материальном уровне, между средствами боевого применения, есть не более чем процесс реализации вероятностей. Сам план, который формируется и реализуется, носит вероятностный характер, а в каждом конкретном столкновении боевых средств происходит не более чем реализация тех или иных вероятностей. Если вероятности посчитаны правильно — ты выигрываешь, если неправильно – ты проигрываешь. Ты управляешь этим полем вероятностей. Если ты управляешь, выстраивая алгоритмы боевого применения адекватно, то идешь вперед. Если управляешь неадекватно – идешь на слив.
Это и есть суть современной войны, она же суть конкурентной борьбы. Если с одной стороны есть Газпром, в котором сидят какие–нибудь миллеры с их архаичным, докембрийским мышлением, а с другой стороны ведёт войну корпоратократия, которая использует у себя эти кибер–центры, то для того, чтобы выиграть войну между современной корпорацией и Газпромом, не нужны сами по себе боевые средства. Ходы чисто идеологического характера способны сами по себе выиграть войну. Вы в этой войне не увидите ни одного привычного для вас боевого столкновения с использованием технических средств. А реально кто–то пошел на слив в результате этой войны.
Это происходит сейчас. Пока идут частные войны между корпорациями. В тот момент, как в эти войны будут вовлечены государства, они будут разваливаться, рассыпаться, как ливийское государство. А дальше война опять пойдет между корпорациями.
После того как государства рассыпятся, большие корпорации, которые сейчас имеют большие кибер–центры, получат уже нового соперника. Тот, кто создаст маленький кибер–центр (а масштаб здесь не важен) выходит на театр войны как полноправный игрок. Раздавить его массой в общем случае невозможно, если он грамотно играет, в силу скрытности. Можно раздавить только более эффективным боевым управлением, боевым применением.
С этого момента ситуация переходит с уровня, на котором роль играет масса, на уровень, где в чистом виде играет роль эффективность. Не важно, какой из этих центров имеет большую массу боевых средств. Важно, какой из этих центров более эффективен. Достаточно эффективные боевые средства вы сейчас можете формировать в подвале на этом самом 3д–принтере или мини–АГПС. Для нанесения точечных ударов этого достаточно.
Если раньше, до этого момента, борьба кибер–центров ещё идёт на уровне реализации циклов, то с этого момента на первый план выдвигается провокативное управление, то есть воздействие на сам процесс формирования реализации этих циклов, на сам кибер–процесс. Таким образом, снова фундаментально меняется технология ведения войны, она же – технология ведения бизнеса. Мир меняется настолько фундаментально, что объяснить это людям с мозгами докембрийскими, которые сидят в Кремле и в российском генштабе, так же нереально, как и 20 лет назад.