Постижение России. Взгляд социолога

Смирнов Пётр Иванович

Что же касается вопроса о признаках теоретического отличия человеческого общества от объединений других живых организмов, то можно пойти разными путями.

Проще всего пойти вслед за Аристотелем, который видя, что человеческое общество напоминает улей, ввел представление о речевом взаимодействии в качестве отличительного признака первого от второго. Подобное решение кажется самым простым и логичным на первый взгляд. Однако оно явно приводит к усложнению теоретической модели, что противоречит исходному принципу простоты ее построения.

Можно также указать в качестве отличительного признака, что упомянутые объединения составлены из разных биологических

организмов. Несколько иронично подобный признак использован в выражении «человейники» по отношению к объединениям людей [Зиновьев. 2006, с.199 и др.] Но теоретически это не слишком удачный выход. Ибо можно представить (как делают фантасты) сложноорганизованное общество с высоким уровнем развития, состоящее из гигантских муравьев или каких-то других существ. У этого общества могут оказаться те же самые проблемы, что и у нашего.

Однако существует возможность отличить человеческое общество от любого другого объединения насекомых или животных, не привлекая представление о дополнительном виде общения и не ссылаясь на морфологические особенности живых существ. Это можно сделать, если найдутся принципиальные отличия человеческой деятельности от деятельности общественных животных. Если эта деятельность, на обмене результатами которой существует общество, принципиально отличается от деятельности любых живых существ, то и наше общество принципиально отличается от любых объединений животных. Поэтому нужно найти признаки, которыми деятельность человека принципиально отличается от деятельности животных. Каковы же эти признаки?

Первым таким признаком можно считать наличие в голове человека представления о возможном результате деятельности. На него указывал К. Маркс, отличая человеческий труд от деятельности животных и предварительно отказавшись от рассмотрения «первых животнообразных инстинктивных форм труда». Он предполагал «труд в такой форме, в которой он составляет исключительное достояние человека. Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы отличается тем, что прежде, чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т.е. идеально» [Маркс К. Т.23, с.189]. Намного раньше эту же мысль в менее развитой форме высказал А. Блаженный, упоминая о способности человека «наперед обнимать мыслию то, что предполагает он произвесть» [Августин. 1969, с.585].

Строго говоря, Маркс (как и мы) не знает точно, есть ли в голове пчелы некий образ будущего результата деятельности или нет. Но ясно, что, если он даже есть, пчела неспособна изменить его. Пчелиная ячейка из воска всегда будет похожа на шестигранник. А вот идеальная модель будущего результата деятельности в человеческой голове всегда свободно сотворена самим человеком. Каждый архитектор способен построить собственный образ будущего дома. Поэтому уже на этапе формирования идеальной модели в человеческой деятельности появляется один из ее существеннейших признаков – свобода.

Идеальная модель будущего результата является, может быть, главным отличительным признаком собственно человеческой деятельности. Но у последней есть и другие отличительные признаки, имеющие конкретный («социологический», а не философский) характер, которые выявляются при рассмотрении регуляторов деятельности.

Предположив, что любая деятельность как-то регулируется, можно выделить, как минимум, три вида ее регуляторов: стимулы, оформители и ограничители. Очевидно, для осуществления деятельности должны иметься некие ее стимулы. Кроме того, деятельность, при всей своей изменчивости, всегда упорядочена, оформлена, т.е. существуют какие-то оформители ее. Наконец, она всегда чем-то ограничена, подобно воде или газу в сосуде, т.е. существуют какие-то ограничители ее (см. Табл. 3).

В первом столбце таблицы указаны виды регуляторов, которые можно условно разделить на два класса: природные и социальные. Назовем природными регуляторами те, что свойственны и человеку, и животным, а социальными те, что свойственны только человеку.

Во втором столбце таблицы названы два класса ограничителей.

Природными ограничителями деятельности являются свойства внешнего мира (природы), осваиваемые с помощью органов тела.

Таблица 3

Природные и социальные регуляторы деятельности

Природное существо способно познавать и преобразовывать внешний мир лишь в той мере, в какой возможности его тела сопряжены с условиями внешнего мира. Тигр способен существовать лишь в условиях тайги или джунглей, для «кита всегда нужна вода» и т.д. Жизнедеятельность любых живых существ немыслима без наличия особых для каждого вида природных условий. Деятельности человека как природного существа также свойственны подобные ограничители.

Социальные ограничители – свойства внешнего мира, осваиваемые с помощью технических средств. Благодаря им человек способен познавать и осваивать характеристики природной среды, которые недоступны ему как живому существу. Он далеко отодвинул пределы своей деятельности, предметом которой стала едва ли не вся вселенная (по крайней мере, как предмет познания). Но люди не могут осуществлять свою деятельность, если природные явления слишком мощны по сравнению с возможностями технических средств или исчезло природное условие, за счет которого она была ранее возможна. Едва ли мы будем способны управлять процессами на солнце. Изменение же или разрушение каких-то природных условий влечет прекращение определенной разновидности деятельности, что может влиять на изменение структуры общества и даже на изменение человеческих свойств и качеств.

Так, во время палеолита, когда по территории Евразии бродили стада мамонтов и шерстистых носорогов, основным видом деятельности людей в зоне тундровой степи была коллективная облавная охота. Зверей загоняли в ловушки – ямы, топкие места, естественные овраги, а потом добивали. Подобная охота требовала от людей немалого мужества и слаженных действий. Позже, во время мезолита, после таяния ледника, гигантские животные исчезли. Людям пришлось заняться охотой на оленей, лосей, птиц, а также ловлей рыбы. Коллективная облавная охота уступила место индивидуальной охоте и ловле с помощью лука и сетей. Исчезновение гигантских животных вынудило людей изменить форму деятельности и потребовало от них новых психических свойств и качеств. Ведь «если палеолит был для человека школой мужества и организованности, то мезолит стал школой находчивости и личной инициативы» [Рыбаков. 1997, с.167].