Посторонним В.
Шрифт:
Кузина немного пообижалась, но потом истово принялась описывать свои новые пищевые привычки. Клянусь, она так и сказала: пищевые привычки. «Вот только, – погрустнела она, – ноги у меня как были короткие, так и останутся…»
«Какие твои годы, вырастут!» – щедро пообещала я.
Кузина предельно откровенно рассказала, что девиз группы «Похудей сытно» это – «Скажи голоду: НЕТ», о чем, собственно, можно догадаться и по названию. Главное – сбалансированное питание, правильные сочетания продуктов и энергетическая пирамида. И еще надо двигаться, двигаться.
Тут кузина немного подвигала пальцами рук и еще туловищем, как будто бы собиралась, сидя на моем кухонном диванчике, станцевать танец живота.
Когда мы с кузиной росли, наши мамы и бабушки очень дружили, поэтому некоторые повадки у нас с ней общие до сих пор:
1) нулевое умение кататься на велосипеде – мамы считали, что девочкам это неполезно, велосипед;
2) великолепные навыки в приготовлении блюд узбекской кухни, например пяти видов плова, – бабушки долгое время прожили в Ташкенте…
01.00
После ухода кузины (за ней приехал родной муж Диман, пятая собачья нога) Олаф немного помучил меня излюбленным вопросом, о чем я вообще думаю. Как правило, ответить на него очень трудно.
Редко, но мне удается посмотреть на него сквозь налипший шелушащийся мусор двенадцати лет брака, моих обид, его обид, моих разочарований, его разочарований, моей измены и его измены, моего отчаяния, его отчаяния, общего текущего глухого раздражения – и я вижу того мальчика, который любил меня так сильно. Даже во сне он гладил меня по руке, по плечу, по щеке. А сейчас у меня болит в груди при виде рекламных роликов со счастливыми семьями, собаками, сиропами от кашля и пароварками. А сейчас я даже толком не могу выплакаться.
А сейчас он все чаще смотрит на меня с ненавистью, доктор, почти уже с ненавистью, и повторяет: «О чем ты вообще думаешь?»
И я знаю, что ответа он не ждет.
01.30
Забавно, каждый Божий день проезжаю два раза мимо дома, где мы в квартире друга В. с собственно В. встречались много-много раз, и ничего. Или чего?
Прилепляюсь носом к стеклу, смотрю. Вот этот подъезд, третий этаж, квартира 123, «легко запомнить, один-два-три» – анонсировал В., а я бы запомнила тогда даже число Пи с точностью до десятого знака после запятой…
Друг – тот самый, первый владелец моей ультрамариновой вазы, – счастливо тогда проживал в Италии, а мы активно пользовали вверенную нам недвижимость, слава богу лишенную цветов, нуждающихся в поливе, цветы со мной уживаются плохо, вот этот дом, этот подъезд, третий этаж, квартира 123.
Ключи были и у меня, и у него, первая появлялась почти всегда я, утром, я врала Начальникам что-нибудь убедительное, я умею, а В. – приезжал после дежурств, принося с собой специфический, всем известный больничный запах.
К свиданиям я готовилась очень ответственно.
День рождения В. мы отмечали трижды, три недели подряд, потому что разработали и утвердили три сценария.
Согласно первому я была Классной Руководительницей В., сексуально озабоченной, разумеется, дамой. Классной Руководительнице полагался строгий костюм фасона «А жена моя, товарищ Парамонова, в это время находилась за границею» и очки, очки я стащила у ребенка Павла, потому что Вы же знаете, доктор, что зрение я корректирую растягиванием глаза, костюмец подошел корпоративный, с узкой черной юбкой и пиджаком.
Классная Руководительница поздравляла ученика В., желала ему успехов и отличных оценок, при этом методично освобождалась от предметов одежды, игриво бросая их в лицо ученика В.
Согласно второму сценарию друзья В. изобретательно подарили ему девушку по вызову, выползающую из торта с кремом. Торта с кремом не было, развеселую ударницу от любви я изображала в диких сетчатых чулках с пенопластовым цветочком на щиколотке, В. должен был в порыве страсти срывать его зубами, срывал.
И в третьем варианте я была девочкой Танечкой, пионеркой, уполномоченной поздравить В. от лица подшефной школы № 14. Танечка красовалась в форменном коричневом платье (моем) и парадном белом фартухе. Фартух я самолично шила перед десятым классом, мой папа плюнул с отвращением и сказал: «Официантка в офицерской столовой!» – а вот В. – ничего, вроде нравилось.
Нравилось тебе это, В.?
Давно хочу рассказать тебе.
Неприятности с ней начинаются с самого утра. Во-первых, отказывается завтракать, мюсли – говно, овсянка – говно, йогурт – говно, напивается только кофе, сидит в обнимку с моей любимой кружкой и ноет: что мне надеть? ну что мне надеть? требует сливки, как нету? я же просила купить, во-вторых, отталкивая меня от зеркала, лезет рисовать себе чудовищное лицо, ну куда так малюешься, утром, ну куда, так не делают – а я буду, отвечает она, мне по фиг.
Я стою уже собранная у выхода, черный костюм, сеточка чулка, туфли – дресс-код, а что делать, самой противно, но я подчиняюсь правилам, а она только выскакивает из шкафа в ужасающей ярко-желтой майке с каким-нибудь идиотским принтом типа «Эх, проглочу», но лучше ей ничего не говорить, а то будет фейерверк на три часа с прыжками, и мы не успеем вообще никуда. Надевши кроссовок, она вспоминает, что не просмотрела почту, и дикими прыжками на одной ноге скачет к компьютеру, выходит с лицом перекошенным и мрачным, а других у нее не бывает уже давно.
Ты наверняка скажешь, что надо с ней спокойней, выдержанней, держать себя как-то в руках, а я не могу, нет у меня этих рук, идем к остановке, она открывает капризно рот, причем я уже знаю, что это будет: опять на маршрутку?! потащимся вместе с быдлом в трамвае?! ненавижжууу!.. Пошли пешком, пешком. Хочу пешком! И пихает меня пребольно под ребра. Какое пешком, у меня времени нет пешком – врешь, ну что ты врешь, еще целый час, врешь все время, пешком, дааааа! Если откажусь, то будет хуже, она начнет выть, может и рыдать, а может и сблевнуть в транспорте кому-нибудь на одежды, она как-то умеет, по просьбам трудящихся.