Посторонняя
Шрифт:
Лариса передала ему сумку и пошла по тропочке вверх. Сергей Иванович вздохнул — и за ней. Все стало ему безразлично. Это не может продолжаться вечно, подумал он. Когда-нибудь кончится наваждение. А пока лучше не сопротивляться. Каждая попытка сопротивления — лишняя боль.
Лариса намного опередила его. Тропинка, петляя, поднималась в гору так круто, что Певунов задирал голову, чтобы увидеть мелькающий среди кустов синий Ларисин плащ. Он глянул вниз: шоссе просматривалось до самого горизонта, по нему, уменьшившись в размерах до игрушечности, ползла их «Волга». Пустынно было вокруг. Солнце скрылось за сплошными сизыми облаками, кажется, собирался дождь. Певунов с трудом преодолел
— Посмотри скорее! — Лариса повела рукой туда, где сквозь прорезь кустарника открывался вид на равнину.
Да, это было чудесно! Как будто они очутились на краю гигантской пропасти, а перед ними внизу расстилалась темно-серая бесконечность земли, окаймленная слева стеклянной полоской моря. Пейзаж был отчетлив, от него захватывало дух. Возможно, они ступили в самое сердце Крыма.
— Нравится? — лукаво улыбнулась девушка. От городской, несдержанной на язык, взбалмошной Ларисы ничего не осталось. Юная фея с порозовевшими от смущения щечками застенчиво ожидала его ответа.
Певунов пробурчал:
— Ничего, подходяще. Ты, наверное, сюда на шабаш прилетаешь?
— Иногда. Очень редко.
Из сумки она прежде всего извлекла цветастую скатерть и расстелила ее на валуне. Потом начала доставать свертки со всевозможными закусками: копченая колбаса, рыба, баночка с солеными грибами, куски мясного пирога, жареная курица, — чего там только не было. Появились и бутылка шампанского и бутылка водки. Стол получился отменный, и Лариса явно ожидала слов признания и восхищения. Но Певунов молчал. Он думал, что поздно для него все это. Запоздал пикничок этак лет на двадцать. Лариса надулась:
— Я так старалась, а ты смотришь сычом… У-у, злющий какой! Не убьет, не убьет тебя Дашута. Сто раз прощала и еще разок стерпит. Не тушуйся.
— Гости придут…
— Не смеши меня, Сергей. Ты мужик или нет?
— При чем тут это?.. Что ж, давай праздновать! — У него это прозвучало, как «Давай помянем!».
Уселись рядышком на толстом сухом бревне. Предвечерняя прохлада спустилась с гор. Певунов озяб в своем легком пиджачишке. Какая-то пелена мерцала перед глазами, но, может быть, это наплывал туман. Лариса откупорила бутылку водки, налила по полной стопке. Красиво разложила на пластмассовой тарелке закуску. Сочную осетриную спинку подвинула ему.
— Спасибо! — сказал он. — Спасибо, девочка!
Водка никак на него не подействовала, но он почувствовал голод и начал запихивать в рот все подряд. Он заедал свое несчастье.
Лариса плеснула ему «пепси» в стакан.
— Запей, а то подавишься.
— Где мы будем ночевать? — Этот вопрос вдруг представился ему самым главным.
— На турбазе. До нее полтора километра. У меня там знакомый завхоз. Не волнуйся, со мной не пропадешь.
— Я уже пропал.
Сумерки застали их сидящими в обнимку перед валуном с объедками. Лариса была нежна. Захмелев, она обычно выдумывала рискованные шутки, но роскошь предвечерней тишины смирила ее.
— Хочу понять, Лариса, зачем я тебе нужен?
— Не знаю, — честно ответила Лариса. — Только не из-за корысти, ты не думай. Я подарки так выпрашиваю, от неуверенности. Знаешь, женщина не может долго встречаться с мужчиной без перспективы. С тобой у меня нет будущего. Ужасно это понимать. Ты сильный, добрый. Я таких не встречала. Меня влечет к тебе. Может, я и правда тебя полюбила. Разве так трудно в это поверить? Люблю твои глаза, твою походку, люблю, когда ты устаешь и делаешься совсем старичком. Люблю, когда злишься и отворачиваешься. Ты мне весь мил, Сергей… Но у нас нет будущего…
— Настоящее лучше будущего. Люди часто живут завтрашним днем, это ошибка. Будущего нет. Там — мрак.
— Без будущего скучно, — возразила Лариса. — Надо выходить замуж и рожать детей. Мне кажется, я могла бы быть хорошей женой.
Певунов не принял намека. Он прижал ее к себе, греясь ее теплом. Он готов был сидеть на этом стволе вечность.
— Пойдем, дорогая, скоро стемнеет… Лара, лучше бы нам все же вернуться в город. Не хочу я ночевать на базе.
Он ожидал, Лариса заупрямится, устроит ему сцену, но ошибся. Она сказала: «Как хочешь, Сергей!» — высвободилась из его объятий, постояла немного как в раздумье, повернувшись так, что он не видел ее лица, потом взяла за уголки скатерть и рывком стряхнула на землю остатки пиршества. Скатерть аккуратно сложила и убрала в сумку.
— Я готова. А на чем мы поедем в город? Ты меня понесешь?
— Не обижайся. Все было прекрасно. Я бы очень хотел остаться с тобой на ночь, но…
— Не надо, Сергей!
Он понимал. Лариса в кои-то веки устроила ему и себе праздник, по-женски заботливо продумала каждую мелочь, а он, неблагодарная скотина, по-хамски отверг ее нежные хлопоты. Но она не выказала даже раздражения. Это было так на нее не похоже, что Певунов вдруг испугался:
— Если хочешь, давай останемся… пойдем на базу. Слышишь, Лара?
— Не насилуй себя, не надо. У тебя гости, и все такое. Конечно, будет неудобно, если ты не вернешься. Я на твоем месте вообще бы никуда не вышла. А ты вот не побоялся. Спасибо тебе, милый!
— Издеваешься! — он крутанул ее за плечи, повернул к себе.
Она смотрела на него улыбаясь, глаза ее были влажны и отражали мутноватую призрачность неба.
— Все хорошо, Сергей, успокойся.
Певунов догадался, она прощается с ним. Ни слова не говоря, повернулся и зашагал по тропинке вниз. Он прикинул, что если быстро подвернется попутная машина, то еще успеет к приходу гостей, ну, малость опоздает, ничего. Он подумал, что она права: будущего у них нет, точнее, у Ларисы есть, а у него нет. Ему главное, поспеть к гостям. Он больше не станет валяться в ногах у судьбы и вымаливать у нее кусочек молодости. Стыдно!
Иногда он соскальзывал с тропинки, и ветви кустарника царапали ему лицо. Ларисины шаги шелестели за спиной, он слышал ее учащенное дыхание. Ему было скверно оттого, что она рядом.
— Сергей, остановись, пожалуйста! — крикнула она.
Певунов обернулся.
— Смотри!
Она показывала на крутую, невысокую скалу метрах в пяти от тропинки. Ее вершина была усыпана алыми созвездьями цветов. Странные это были цветы, распустившиеся в середине осени, колдовские цветы.