Посторожишь моего сторожа?
Шрифт:
Она кашлянула и улыбнулась. В это мгновение Аппелю хотелось убить ее. Она была намного ниже, каких-то 165 см (он умел высчитывать, это много раз спасало его). В сравнении с ней он был почти великаном – 197 см (и свое тело он знал в сантиметрах). Он кашлянул тоже – было бы немного некрасиво убивать ее сейчас, озаботившись тем, насколько она меньше и насколько тонки ее кости и слабы мышцы. Это не говоря о том, что он гостит у ее старшей сестры и неэтично…
– Как прошло ваше чаепитие с Альбертом?
– А, чаепитие. Конечно. Вы были невероятно милы, послав нам чай.
– О, вам
– Только вы мало сахара мне положили…
– О, а я не сказала горничной, чтобы она взяла с собой еще? Мне показалось, я положила достаточно, но… сахарница лишней не бывает.
В глухой ненависти он молчал. Тишина этого места усиливала его впечатление – насколько эта женщина желает ему смерти, и как он хочет убить ее, разорвать ее рот (6 см и 6 мм), оторвать нос (ровно 5 см) и выбить глаза (левый – 4 см и 1 мм, правый – 4 см и 2 мм). Губами (ширина – 1 см и 5 мм) она улыбалась, как не зная о его мыслях, а в действительности зная и опасаясь.
Она отступила на шаг, встала боком к нему, а руки свела за спиной. Лопата была серьезным оружием.
– Вы хотите навестить мою сестру?
Волосы (22 см и около того – от корней) опустились на ее щеки – тонкие каштановые прядки в золотистой копне.
– Конечно. А что?
– Вы от нее что-то хотели?
– Ничего. Хотя нет, я должен сказать, что чета Кроль приезжает.
– Можете ей кое-что передать от меня?
Выражение ее изменилось.
– Вы можете пойти со мной. Скажете ей сами. Осталось ровно 200 шагов. В вашем случае 203.
– Скажите Марии: мне жаль, что я испортила ей праздник. Испортила вам всем.
Она мило, как ребенок, поковыряла ногой землю, а затем, не простившись, пошла по дорожке к мосту. Лопата слегка испачкала ее спину.
Аппелю нужно было пройти 200 (нет, 199!) шагов, и 164 из них он злился на Катерину и мечтал, чтобы она убилась – внезапно, таинственно и навечно. Она, конечно, знала о нем, и об Альберте она знала, и этого было достаточно, чтобы мечтать.
Мария взглянула на него – голова ее склонилась к плечу, и смотрела она сурово.
– Пришли!.. Нечем заняться? Хотите, чтобы я вас рисовала?
– Так, гуляю немного.
Близ деревянной штуки (Аппель не помнил, как она называлась) стояли два низких стула. На первом, аккуратно расправив юбку, восседала Мария (172 см роста). На второй кое-как присел Аппель; ноги его были велики, и он уперся каблуками в зелень (6 см длины, не более). Обрыв, что расстилался в 7 шагах от Марии, а от него шагах в 9, был очень красив и страшен. Аппель боялся высоты, потому что не мог ее высчитать, а все, что не поддавалось измерению, вызывало у него нечто схожее с паникой. Чтобы стало спокойнее, он спросил у Марии:
– Как считаете, какая тут глубина?
– Вы хотели сказать, высота? – заморгала Мария. – А, кажется, мне говорили в поселке, что больше ста метров. Или больше двухсот? Это говорила Эстер. У нее проблемы с памятью. Порой она несет такую чушь! Например, она недавно меня убеждала, что Землю можно обойти пешком меньше, чем за год. Я рассмеялась и спросила: «А как же океаны? Их вы тоже собираетесь пересечь пешком?». А на это Эстер ответила…
Далее пошел рассказ о том, как Эстер (кто такая Эстер?) якобы побывала в Италии и рассмотрела там на главном балконе… впрочем, Аппель прослушал, что Эстер, кем бы она ни была, рассмотрела на этом главном балконе. Ноги у него уже затекли. Он старался не смотреть в широкое – поскольку земля обрывалась – бессистемно раскрашенное и белым, и сизым, и голубым небо. Вместо этого он уставился в картину Марии. Та рисовала тонкими кистями ало-сине-зеленое что-то.
– Я встретил вашу сестру, – перебил он Марию на полуслове.
Мария неприятно собрала губы и критично сузила глаза на необычное полотно.
– Как вам нравится, что я рисую? Я вот-вот закончу, и мы с вами приступим к вашему образу.
– Конечно, мне сложно сказать…
– Говорите конкретно. Есть у меня потенциал?
– Зависит от того, чего вы хотите добиться.
Уклончивость его Марии не нравилась. Должно быть, она спрашивала себя, зачем он пришел. Не за тем же, действительно, что хочет получить от нее свой портрет?
– Но я с удовольствием посмотрю, как вы будете меня рисовать. Конечно, я готов позировать, сколько потребуется.
– Вот как, – проговорила она, – уверена, вам станет скучно уже через двадцать минут.
– О, тут есть, чем заняться, не переживайте.
Мария наклонилась, чтобы сполоснуть кисть от алой краски. Темные волосы, сброшенные на плечи (46 см?), кончиками слегка коснулись травы. Краска окрасила мисочку в некрасивый рыжевато-бежевый цвет. Аппель встал.
– Сожалею, но я не подумала, что вам нужен другой стул. Я оставляю это место для горничной. Она намного ниже вас.
– Конечно, ничего страшного. – он нелюбезно потер колени. – Кстати, ваша сестра просила сказать вам, что любит вас. А, нет, извините, она хотела извиниться, что испортила вам праздник.
– А, это, – Мария уверенно крутила кисть в зеленой баночке, – она считает, что испортила мне… Боже мой, какой она все еще ребенок!
– Вы поругались? Извините мое любопытство.
– Нет. Мы не ссорились ни разу в жизни. Понятия не имею, с чего она решила, что испортила мне что-то. Я ни разу в жизни на нее не обижалась. Ссора – это если обижаются оба.
Она улыбнулась его страху. Аппель хотел и боялся приблизиться к краю.
– Вы так боитесь высоты?
– Нет… конечно, есть риск упасть.
– Вовсе нет. Я стояла на краю множество раз.
– Сколько?
– Хм, не меньше 27, мне кажется. – Она иронично рассмеялась. – Как можете заметить, я по-прежнему жива.
– Вам нравится смотреть вниз? Почему?
– Возможно, меня привлекает близость смерти?..
На иронию ее Аппель улыбнулся. Он не понимал, что чувствовать к этой молодой женщине, что невинно, случайными изменениями в лице, играет с ним. Отчасти она была ему приятна (уже потому, что не была Катериной). Вместе с тем Мария втайне вызывала у него странное беспокойство, природу которого он был не в силах объяснить себе самому. Нерешительно он отвернулся от нее и опустил глаза в землю – там трава наползала на камень.