Постоянная Крата

Михайлов Владимир Дмитриевич

Может, больше смысла было бы рассуждать о той самой непонятной штуке, мимо которой они проезжали, той самой, которую никак не увидеть, хотя и лежала она как бы на самом виду; место, где, по определению Пата, не было ничего, а было – ничто. Это место можно увидеть и отсюда – если бы было что увидеть; но глаза упорно обтекали его, а если упрямиться, то просто закрывались от возникавшей нестерпимой рези. Ну а если чего-то нельзя увидеть, то и думать о нем нет смысла, верно?

Зато на Башню – высоченную, круглую, поднимавшуюся совсем недалеко от того корпусенка, в котором их поселили, – можно было глазеть, пока не надоест: никто не мешал и не запрещал. И слушать то, что вокруг нет-нет да и говорилось, тоже никто не препятствовал.

Было в этой башне, если прикинуть, с полсотни этажей (Пат пробовал сосчитать от скуки, но каждый раз сбивался). Ну, и под ними – если полагаться на услышанные в столовой обрывки разговоров (за

едой люди любят поболтать, чтобы зубы отдохнули от жевания) – располагалось еще десять этажей, о которых многие знали, но туда мало кого впускали. Помещалась в Башне Главная контора семейной фирмы «ХроноТСинус», то есть дирекция, апартаменты самого хозяина и четырех его родичей, занимавших места в Совете директоров, а также возглавлявших основные направления деятельности. Там же располагались и главные штабы, этой четверке подчинявшиеся: Главный штаб-один – научных разработок, Главный штаб-два – строительства, Главный штаб-три – надежности, с двумя отделами: Первым – внутренним и Вторым – внешним; и, наконец, Главный штаб-четыре – обеспечения, делившийся на два отдела: Третий – снабжения и Четвертый – иммиграции. Так что тот же Пат Пахтор, допустим, до прибытия на Улар и прохождения последнего контроля находился в ведении Четвертого отдела, а теперь должен был перейти уже в распоряжение Главштаба-два – если, разумеется, не возникнет возражений ни у Первого отдела, ни у Второго. Если же он оправдает ожидания, получит нормальное рабочее место и станет зарабатывать деньги, то придется ему, пусть и не лицом к лицу, соприкоснуться и с еще одним элементом здешней управляющей структуры, который носил простое, привычное и исполненное высокого смысла название: «Синус-банк». Уже из названия ясно, что на долю этого подразделения выпали финансы – деньги, денежки, черт бы их побрал, те самые, которых вечно не хватает, – и все операции с ними, приходы и расходы, прибыли и убытки. Правда, сейчас имя Пахтора еще ни в каких ведомостях не фигурировало. Однако монтажника, или «монтаря», как сами они обычно себя называли, как бы показывая, что они-де люди особенные и даже язык у них свой, особый, – это ничуть не волновало просто потому, что он об этом ровно ничего не знал; а и знал бы – ну и что же? Мужиком он был честным и открытым, так что опасаться ему было нечего. Пусть себе живет – работает, ест, а ночью спит спокойно до самого подъема.

Но это никак не означало, что и все прочие по ночам будут спать вот так – без тревог и забот. У некоторых серьезная работа в ночные часы только начинается.

Вот как, например, у меня. В полном смысле слова – пришедшего в себя. Уже во второй раз. Пусть и снова лишь на небольшое время.

Первой моей мыслью было: молодец Вратарь! Выполняет программу, оставленную ему, в точности, как бы он там ни заикался. Снова направил меня в тело, все получилось и по месту, и по времени.

Ну, теперь начнем вникать в обстоятельства.

Стояла ночь, но светлая, «белая», как говорят у нас в северных широтах Теллуса; в южных, наверное, тоже. Что это именно ночь, а не рассвет и не сумерки, можно было понять только по часам – моим внутренним, потому что были ли здесь какие-нибудь другие, я еще не знал. И вообще я очень мало знал. Почти ничего. А может, и без «почти».

Нет, все-таки мне было известно, самое малое, одно. Что у меня впереди – шестьдесят нормальных конвенционных минут. Не более того. И нужно их использовать по максимуму.

Это вовсе не означало, что я должен немедленно вскочить, куда-то бежать и что-то делать. Нет. Никакой суеты. Ни малейшей. Наоборот. Сначала оценим обстановку – насколько это сейчас в моих возможностях.

Прежде всего: где я? Под крышей. В небольшой комнате, напоминающей одиночный номер в провинциальной гостинице. Одиночный – в этом я убедился, слегка разомкнув веки. Здесь имеется все то, что необходимо для гостиничного, весьма условного комфорта. Ну-ка, попробуем разобраться подетальнее…

Я активировал третий глаз и, пока он не пришел в рабочее состояние, сохранял полную неподвижность, дышал размеренно и достаточно глубоко и пытался выстроить возникающие мысли в какое-то подобие логической системы.

Итак, я под крышей, а крыша – где? В конечной точке моего путешествия или все еще где-то на маршруте?

В последний раз я ощущал себя на перевалочном пункте; там происходила контрольная проверка, после которой должна была состояться новая ВВ-переброска. Видимо, так и произошло. Но я не знал, была ли предыдущая переброска первой и будет ли предстоящая последней. Я ничего не знал о том, что происходило в продолжение двадцати трех часов каждых суток. Хотя сам же я и запрограммировал по необходимости такой образ действий, признать это положение нормальным никак нельзя было. Поэтому сейчас мне предстояло принять важное решение. Очень важное: от него

могла зависеть и моя собственная судьба, и (я полагал) жизнь Лючаны, а кроме того, быть может, – и будущее всей Федерации. А это означало, что я имею право найти только правильное решение. Чтобы исправить возможную ошибку, у меня не будет ни времени, ни, скорее всего, самой жизни. Так что остающиеся у меня минуты – не исключено – были вообще последними в моем – в данной форме – бытии.

Решить надо было единственный вопрос. И заключался он именно в безошибочном определении того, где же я сейчас: в конечной точке маршрута – или все еще на пути к ней.

Потому что я знал – раньше по информациям, теперь же и по собственному свежему опыту: при перемещении более или менее случайно возникших групп, особенно когда предназначены эти люди для работы на объектах с высокой степенью секретности (а на Уларе, как было известно, секретным являлось все, кроме названия этого мира), перед всякой переброской и после нее проводится контроль каждой личности. Полная ее развертка и глубокий анализ. Я никогда не был склонен недооценивать возможности любой Службы, в том числе и такой профессиональной, как Служба Внутренней Обстановки «ХроноТСинуса», входившая в Первый отдел Главштаба-три. Поэтому в человеке, которого они проверяли, не было ничего от меня, во мне же – ничего, принадлежавшего ему. Он был незатейлив, прозрачен, чист. Поэтому должен был пройти все контрольные просмотры. И прошел – поскольку я нахожусь здесь, а не в камере и не в могиле. Но вот всели? Это был вопрос вопросов.

Если это – Улар, то все проверки уже позади. Проверки такого уровня. Конечно, контроль за каждым вновь прибывшим – да и наверняка за всеми, кто был нанят, а не принадлежал к собственно ХТС, – будет вестись повседневно, если только не ежечасно. Но это – дело привычное, и у меня хватит средств защиты, чтобы обезопасить себя от рутинных и не очень серьезных (если только сам не подам повода) вторжений в мое сознание и мик. А это, в свою очередь, означало, что первую часть моей программы можно считать законченной успешно. И начиная прямо с этого часа – нет, не целиком заместить ни о чем не подозревающего Пата Пахтора, это было бы слишком опасно, потому что именно его параметры записаны тут и всякое расхождение с ними может оказаться роковым; не заместить, но оставить ему (без его разрешения и ведома) кое-что из моего полевого арсенала. В частности – мой мик, на который будет отныне писаться все то, что станет происходить с Патом, – и во время таких, как сейчас, шестидесятиминутных визитов я смогу просматривать записи от начала до конца, пусть и в ускоренном режиме, анализировать, делать выводы и намечать дальнейшие действия. А кроме мика – кое-какие защиты, которых у него сейчас нет, даже представление о них у него отсутствует. Впредь он сможет ими пользоваться в случае надобности – сам об этом не подозревая, действуя, как говорится, по автомату. Таким образом, я смогу разобраться не только в обстановке вообще, но и во многих деталях. А реализация любого замысла всегда зависит именно от знания и использования деталей.

И все пойдет нормально.

При условии, что это – Улар.

Но если я сейчас ошибусь и приму за конечный пункт что-то другое – скажем, нечто типа карантина, где вновь привезенных станут держать некоторое время в медицинских (и других) целях, то впереди останутся еще, самое малое, две контрольных проверки – и возникшие в Пате Пахторе изменения от них никак не ускользнут. И это будет означать наш с ним общий провал и конец всей операции с печальными последствиями для… но об этом я уже говорил.

Вот какой вопрос мне предстояло решить не откладывая.

Ну, что же, приступим. Мой третий глаз уже полностью вошел в рабочее состояние.

Я все еще лежу под одеялом в той же позе. Но для того, чтобы оперировать третьим глазом, вовсе и не нужно вертеть головой.

Итак, медленно сканируем комнату…

Начнем с кровати, на которой я лежу. Чем оснащена она, кроме необходимых, вернее, желательных, для нормального сна вещей?

Ничего серьезного. Ну, два датчика нагрузки – это естественно: вес каждого человека установлен точно и записан в его файле, где уже обозначены, надо полагать, и его вариации: вес утренний, рабочий, пред – и послеобеденный и так далее. Если же он вознамерится спрятать под матрас, предположим, оружие, дистант, или сериал, или унесенный с работы инструмент, или… мало ли что – датчики сразу просигнализируют, что нагрузка изменилась, – и дело с концом. Что еще в постели? Ага, нечто в подушке. Жестковатая, кстати, подушка, неудобная. Ну, тут ведь не курорт… Ну-ка, глазик, разгляди внимательно… Нет, ничего страшного – чуткий микрофон. У некоторых есть привычка разговаривать во сне. При этом на такие темы, которых наяву они избегают. Да, полный комплект: микрофон, передатчик, батарейка с просяное зернышко. В общем – детские игры.