Постоянство разума
Шрифт:
– Я ошиблась.
Мы вернулись к столику. Я залпом проглотил остаток негрони, она медленно потягивала виски. Потом достала сигарету, зажгла спичку и тут же задула ее, чтоб воспользоваться зажигалкой, которую я, чуть замешкавшись, предложил ей.
– Специально купил нынче утром.
– Какая прелесть. Серебряная?
Я назвал цену. Это было очень глупо, но мне ужасно хотелось намекнуть ей, что сегодня не только суббота, но и день получки за полмесяца. Вот откуда у меня деньги.
– Если хочешь, – сказал я, – можно взять напрокат машину – на мотоцикле будет холодно! – и съездить к морю.
– Но это же очень далеко! – Она одернула жакетик своего коричневого спортивного костюма с короткими рукавами, выше локтя.
– Сто километров, доедем меньше чем за час. У меня уже полгода права, а водить я давно умею. Просто изумительно вожу машину. Сначала научился водить грузовые «доджи» – дружил с шоферами грузовиков, – потом легковую. Давай поедем! У Чинкуале теперь должно быть так хорошо. Говорят, летом все побережье от Виареджо до Форте [34] кишмя кишит людьми. Я там не был с самого детства. С субботы на субботу откладывал эту поездку, теперь самый подходящий случай. Когда наступает жара, мы купаемся в Арно, наша Терцолле ведь вся пересыхает, ты видела; впрочем, и зимой в ней воды не сыщешь – столько туда кидают всякого мусора. Что ж, в утешение нам говорят, что Florence Beach все равно что Сен-Тропез, Санта-Моника [35] или Сочи. Знаешь, я ведь ни разу никуда не ездил. Мне через год с небольшим исполнится двадцать. Обо всем сужу, обо всем болтаю, а сам даже в поезд ни разу не садился. Расскажи мне про Милан, что за город?
34
Виареджо и Форте-деи-Марми – известные приморские курорты.
35
Флоренский пляж (англ.), Сен-Тропез и Санта-Моника – известные курорты.
Вместо ответа она спросила:
– Ты сказал: «Мы купаемся». Кто это «мы»?
– Друзья. Те, что три вечера подряд ждут меня в Народном доме или в баре. Я тебе про них говорил.
– Они подумают, ты нашел себе девушку и не хочешь ее никому показывать. Разве не так?
– «Разве не так?» – передразнил я ее.
Она покачала головой, стряхнула табачинку с уголка рта. Тут я не выдержал – о чем Лори потом не раз вспоминала. Когда снова заиграл оркестр и она стала подниматься из-за столика, я удержал ее, положив ладонь на ее руку.
– Послушай, – сказал я, – давай поставим на этом точку и начнем все сначала. Мы остановились на том, что я нелюбопытен. А на самом деле я любопытен. Может, к тому же и застенчив, не знаю. В тот вечер я вел себя нагло, потому что ты казалась призраком, я должен был за тебя ухватиться, чтоб ты не исчезла.
– Но я здесь. – Она снова села и, откинувшись на спинку стула, сложила руки на коленях. – Понимаю, – сказала она.
– Ты ждала, что я поинтересуюсь, почему здесь, в «Красной лилии», ты чувствуешь себя как дома?
– Боже мой! – воскликнула Лори. – Меня узнала только гардеробщица!
– Но она спросила: «Где вы так долго пропадали?»
– Она еще добавила… ты просто забыл.
– Нет. «Думала, вышли замуж», – вот что она добавила.
– Да, и взглянула, ношу ли я обручальное кольцо.
– Этого я не заметил.
Я сидел лицом к ней, облокотившись на стол, подперев ладонью висок; она словно замерла. Так мы с ней и беседовали.
– Кто он? – спросил я. – Мне это– не так уж важно, но раз ты сама настаиваешь…
– О, Бруно! – проговорила она, вспыхнув. – Мы с тобой настоящие друзья. – Она вскочила и поцеловала меня в щеку. – «Его» никогда не было, меня окружали такие же безразличные мне люди, как те, кого ты здесь видишь. Не мрачней, дурачок. Я никогда не была ничьей. До сих пор жила сама по себе.
– Ну, а теперь?
– Может, буду жить для кого-то.
– Я
– Что ж, посмотрим…
– Чего смотреть?
– Подойдем ли мы друг другу, – сказала она.
Мы уже могли разговаривать с ней совсем просто, без намеков, без обиняков. Мы оба свободны, молоды, нежность наша превращается в любовь, как чугун становится сталью в негаснущем мартене.
– Впрочем, был и у меня «кое-кто», – продолжает Лори, – вернее, не у меня, у сестры. Жених ее. Я, по старому обычаю, всюду за ними таскалась, так сказать, присматривала: вертелась у них под ногами. Все ради отца, чтоб жена его не ворчала. Это наша скучная семейная история. Я сбежала в Милан, чтобы от этого избавиться. Теперь вот вернулась.
– Чудесно, что вернулась.
– Да, теперь чудесно, – согласилась она. – Не то, что раньше. Впрочем, в Милане у брата тоже было невесело. Знал бы ты, до чего обуржуазилась его жена! Все напоказ, как на выставке. В доме стиральная машина, соковыжималка, голосуют за социалистов, ходят в церковь. Сам понимаешь – «Большой Милан»… По воскресеньям Корсо Лоди совсем как деревенская улица. Знаешь, они такие порядочные, такие надежные, настоящие герои телевизионных передач…
– Ну, а брат?
– Женился и ничем не отличается от остальных: ходит на охоту, вступил в клуб «Интер», купил «сеиченто», [36] а потом и моторку.
– Он что, типограф, как и отец?
– Нет, бросил это занятие, устроился в газету корректором, а теперь служит в администрации. Любит «чистую» работу, никогда бы не встал за наборный станок. Отцу некому будет передать дело. Брат о сурьме говорит, как о проказе.
Я еще не привык к переливам ее мыслей, к внутренней логике ее мышления. Стремясь высказаться до конца, она движется к цели как бы концентрическими кругами и, дойдя до сути, запечатлевает ее в нескольких словах, врезающихся в память.
36
Малолитражная машина фирмы «Фиат».
Несмотря на показное безразличие, этот начатый и неоконченный разговор не давал мне покоя, и я снова к нему вернулся.
– А до отъезда ты приходила сюда?
– Приходила каждую субботу и воскресенье с Дитгой и с Луиджи. Он, кстати, обижается, когда его зовут Джиджино. [37] В сезон здесь бывает открыта еще одна площадка, вдвое больше этой… Неужели ты тут впервые? Так по сравнению с тобой я настоящая старуха! Подумать только, что мы сюда ходили три или четыре года назад, и я уже была такая, как теперь, только, может, чуть потоньше. Джиджино ел меня глазами, но я танцевала со всеми, кто приглашал. Бывало, ни одного танца не пропущу.
37
Джиджино, Джиджи – уменьшительное от Луиджи.
Она закашлялась от дыма. Так было и в первый вечер, губы ее стали влажными.
– Только никогда не говори, чтоб я меньше курила, прошу тебя. Так говорят старики. Стоит повторить их слова, и сам стареешь.
– Верно… Значит, ты бывала здесь с сестрой и ее мужем?
– Да. Иногда приходил и Франко, его брат. Мальчик всегда меня стеснялся. Такой маленький, сущий сморчок. Теперь он в армии.
– Ну, раз его взяли в солдаты…
– И рост крохотный, и мозги куриные. Разве возраст соответствует тому, что в метрике значится? Красота, ум, восприимчивость – вот по чему можно судить о возрасте! Поженившись, Джудитта и Луиджи поселились у его отца, портье, в особняке на набережной Арно. Луиджи работает, он электрик. Не просто монтер: он изготовляет неоновые вывески, устанавливает сложное оборудование – словом, мастер.