Постоянство разума
Шрифт:
– Замерзнем на полпути.
– Возможно… – согласилась она и без тени насмешки и раздражения, скорее ласково, добавила: – Как ты рассудителен… А вчера вечером…
– Я думал взять напрокат машину. Вчера я мог это себе позволить. – Два виски, два коктейля, плата за вход – от пяти бумажек по тысяче лир ничего не осталось.
Она тяжело вздохнула.
– Я тоже осталась без единой лиры. Почти все ушло на подарок племянницам. Зашла в кондитерскую, решила купить какой-нибудь пустячок и вдруг влюбилась в двух кукол с шоколадной начинкой. До чего были хороши… О цене я, конечно, не подумала. Тут же захотелось купить. Особенно сорванца с шоколадными заплатами
Мы спустились к площади Республики. Подъезжая к «Киоску спортсмена», я вспомнил – сегодня воскресенье. Здесь было многолюдно и шумно, мы узнали результаты последних матчей, просмотрели театральные программы. В лучшем случае мы могли себе позволить кино. Как оробевшие дети, прошли мы под портики, забрались в здание почты, в одном из уголков телеграфного зала подсчитали свои скромные капиталы. Я вывернул карманы, она опорожнила сумочку. В общей сложности – две тысячи лир.
– Ты и в самом деле проголодалась? – спросил я.
– Да. А ты?
– Я могу дома поесть в любое время.
– Зайдем куда-нибудь, возьмем пиццу [42] или бутерброды, червячка заморим, тогда и на кино хватит. Почему ты на меня так смотришь?
– Послушай, – сказал я. – Может, с тебя хватит рюмки коньяку с печеньем?
– А что?
– Мы тут вместе с друзьями снимаем комнату в складчину. Каждый месяц кто-нибудь из нас по очереди закупает все, что нужно. Ходим туда танцевать. Сегодня воскресенье, может, мы их застанем.
42
Пицца – слоеный пирог с рыбной начинкой.
– Чудесно. Отчего ты об этом раньше не подумал?
Не мог же я ей сказать: «Ты бы решила, что я хочу заманить тебя в ловушку». Так же как не мог сказать, что у меня эта мысль возникла внезапно или что я не до конца откровенен. Кого мы могли застать там в девять вечера? Конечно, не Джо и уж, конечно, не Армандо: он до одиннадцати занят в ресторане. Разве что Бенито с подружкой. Скорее всего там мог оказаться Дино, приходивший в «берлогу» с друзьями поиграть в карты. Мне казалось, что наперекор себе я совершаю что-то дурное, однако униженный этим и недовольный, я все же чувствовал, как сильно бьется сердце.
– Да так как-то получилось… – пробормотал я, пытаясь исправить положение.
– Чудесно! – повторила она. – Лучше бы там никого не застать!
– У каждого свой ключ.
– Лучше нам быть там одним, – повторила она. – Поставим пластинку, выпьем по рюмке, перекусим.
«Берлога» оказалась в полном порядке – значит, сегодня там еще никто не был. Когда мы зажгли свет и очутились вдвоем в этой комнате с высоким потолком, почти полное отсутствие мебели особенно бросилось в глаза. Я включил проигрыватель «Вариетон», сначала поставил «Кое-что для других», потом долгоиграющую пластинку «Учитесь танцевать блюз» и «Танцуем вместе» с еще шестью или семью песенками – главный номер скромной музыкальной программы. Бенито держал дома свои пластинки, он их приносил и потом забирал обратно. Оставил нам только «Доброй ночи, любимая» в исполнении Эллы Фитцджеральд с оркестром Гудмэна, потому что находил эту песенку слишком сентиментальной, а мне она нравилась.
Я сел
Нас разделяла электрическая печка; включенная всего несколько минут назад, она почти не давала тепла.
– Тебе холодно?
– Нет.
– Выпей чего-нибудь.
Шесть стульев, служивший нам баром и буфетом ящик, который Армандо стащил из своего погреба, стол, за которым закусывали, на нем же стоял проигрыватель. Перед диваном ковер и кожаная коробка для сигарет – вклад Дино – довершали убранство комнаты. Стол принес я, за ним прошли мои детские годы, когда я учился читать и рисовать; я от него отказался в тот день, когда переселился в гостиную. Джо его заново отстругал, отполировал. Теперь он походил на мебель из красного дерева, купленную в антикварном магазине. Мы курили и молча потягивали коньяк. Печенья и виски не оказалось.
– Вот чудесная вещь. Заведешь – ноги сами танцуют. Только послушай:
Ты не спишь по ночам,Плачешь день напролет,Позабудь обо всемИ танцуй лучше блюз.Она этой песенки не знала. Я переводил ей слова с английского – те, что самому удалось разобрать, В комнате горели все лампы. Я зажег их нарочно, чтоб не было «альковной атмосферы», как выражался Дино. Но, входя, все же перевернул лежавший у наружной двери коврик. Это означало – комната занята, не мешать. Дверь в ванную была приоткрыта, я толкнул ее ногой и захлопнул. Меня одно беспокоило: она не из тех продавщиц универмага или гимназисток, отношения с которыми, как говорил опыт, могли ни к чему не привести. Те девчонки и выпьют, а ничего не позволят, их нужно покорять, то ли прикинувшись пьяным, то ли серьезными разговорами, обещанием вечной любви. Лори сама мне сказала, что это серьезно. Лори – свет мой, Лори – луна и солнце! Вдруг кто-нибудь из ребят заявится с подружкой и захочет войти, несмотря на перевернутый коврик? Тогда мне придется представить ее, изображать перед всеми веселье… Меня терзала тайная тревога. Я хотел успокоиться и курил, сильно затягиваясь.
Я протянул ей руку.
«Ты знаешь, – говорила она потом, – я решила, что ты томишься, хотела тебя приласкать, мне тебя стало жалко».
– Ну, как ты теперь себя чувствуешь?
Она уселась на диване рядом со мной.
– Боже, ты все еще об этом? Что, здорово я распсиховалась?
– Понервничала, это бывает.
– Я вышла из себя, были причины. Может, я неправильно вела себя. Иной раз чувствуешь свою вину и никак не можешь успокоиться, уговорить себя. Несколько минут – и все прошло. А тут еще эти машины – чуть не раздавили!
Теперь все в ней казалось иным – тон, поза, взгляд, манера держаться, улыбка.
– Перед тобой лес, – сказала она. – Каким он тебе кажется?
– Страшным, дремучим, заросшим лианами.
– Там есть тропинки?
– Да, там есть тропинка, только нужно ее найти.
Это наша игра. Мне она по душе; Лори, как видно, она тоже забавляет.
– На нашем пути река. Только где она течет: на опушке, в самой чаще или за лесом?
– В самой чаще. Разделяет лес надвое.
– Река полноводная или высохла? Дно каменистое?