Постструктурализм, Деконструктивизм, Постмодернизм
Шрифт:
дискурс, -- т.е. осознанно воспринять "оперативные правила
эпистемы". Как все связанные с ней во временном плане дис
циплины, "археология" преследует ту же цель -- "вытеснить",
упразднить представление о самой возможности подобной
"критической осознаваемости" как "принципе обоснования и
основы всех наук о человеке" (Лейч, 294, с. 153).
Общеструктуралистская проблема "децентрации субъекта",
решаемая
конкретизировалась у Фуко в виде подхода к человеку (к его
сознанию) как к "дискурсивной функции". В своей знаменитой
статье 1969 г. (расширенной потом в 1972 г.) "Что такое ав
тор?" (198) Фуко выступил с самой решительной критикой
понятия "автора" как сознательного и суверенного творца собст
венного произведения "автор не является бездонным источни
ком смыслов, которые заполняют произведения; автор не пред
шествует своим произведениям, он -- всего лишь опреленный
функциональный принцип, посредством которого в нашей куль
туре осуществляется процесс ограничения, исключения и выбора;
короче говоря, посредством которого мешают свободной цирку
ляции, свободной манипуляции, свободной композиции, деком
позиции и рекомпозиции художественного вымысла. На самом
деле, если мы привыкли представлять автора как гения, как
вечный источник новаторства, всегда полного новыми замысла
ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ 89
ми, то это потому, что в действительности мы заставляем его
функционировать как раз противоположным образом. Можно
сказать, что автор -- это идеологический продукт, поскольку
мы представляем его как нечто, совершенно противоположное
его исторически реальной функции. (Когда исторически данная
функция представлена фигурой, которая превращает ее в свою
противоположность, то мы имеем дело с идеологическим порож
дением). Следовательно, автор -- идеологическая фигура, с
помощью которой маркируется способ распространения смысла"
(368, с. 159).
Собственно, эта статья Фуко, как и вышедшая годом
раньше статья Р. Барта "Смерть автора" (10), подытожившие
определенный этап развития структуралистских представлений,
знаменовали собой формирование уже специфически постструк
туралистской концепции теоретической "смерти человека", став
шей одним из основных постулатов "новой доктрины". Если эти
две статьи -- в основном сугубо литературоведческий вариант
постструктуралистского понимания человека,
проработка этой темы была к тому времени уже завершена
Фуко в его "Словах и вещах" (1966), заканчивающихся знаме
нательным пассажем: "Взяв сравнительно короткий хронологи
ческий отрезок и узкий географический горизонт -- европей
скую культуру с ХVI в., можно сказать с уверенностью, что
человек -- это изобретение недавнее... Среди всех перемен,
влиявших на знание вещей, на знание их порядка, тождеств,
различий, признаков, равенств, слов, среди всех эпизодов глу
бинной истории Тождественного, лишь один период, который
начался полтора века назад и, быть может, уже скоро закончит
ся, явил образ человека. И это не было избавлением от давнего
неспокойства, переходом от тысячелетий заботы к ослепительной
ясности сознания, подступом к объективности того, что так
долго было достоянием веры или философии, -- это просто
было следствием изменений основных установок знания... Если
эти установки исчезнут так же, как они возникли, если какое
нибудь событие (возможность которого мы можем лишь пред
видеть, не зная пока ни его формы, ни облика) разрушит их,
как разрушилась на исходе ХVII в. почва классического мыш
ления, тогда -- в этом можно поручиться -- человек изгладит
ся, как лицо, нарисованное на прибрежном песке" (61, с. 398).
(Дано в переводе Н. Автономовой -- И. И.).
90 ГЛАВА I Частичное оправдание субъекта
Частичное оправдание субъекта
Со временем, приблизи
тельно со второй половины
70-х гг., крайность и катего
ричность этой позиции ста
ли существенно смягчаться.
Фактически в свой последний
период Фуко кардинально пересмотрел, или, вернее будет ска
зать, переакцентировал проблематику субъекта. Если раньше, в
его структуралистско-археологический период, субъект "умирал"
в тексте как его автор, и основной акцент делался на несамо
стоятельности автора, рассматриваемого лишь как место
"пересечения дискурсивных практик", навязывавших ему свою
идеологию вплоть до полного "стирания его личностного нача
ла, то теперь как "носитель воли и власти" субъект и в роли
автора текста обретает некоторую, хотя и ограниченную леги
тимность (а заодно и относительную свободу как активный
"воспроизводитель дискурсивных и социальных практик"
(Истхоуп, 170, с. 217).