Поступь битвы
Шрифт:
Что касается взаимодействия с артефактами, то виирай второго ранга способны без ограничений пользоваться артефактами первой и второй категорий. Категории три и четыре доступны им в части функций управления, не требующей приложения значительных сил или, тем более, энергетического донорства. Артефакты более высоких категорий, за редким исключением, для Владеющих второго ранга следует считать бесполезными».
«Если бы здесь ещё пояснялось — подумала Миреска, — чем одна категория артефактов отличается от другой. Хотя догадаться несложно. Скорее всего, артефакты делятся на категории по тому же принципу, по которому Владеющие делятся на ранги. Почти наверняка так. Но это не помогает ответить даже на простейшие вопросы. Например, такой: какова категория встроенных в „Серефис“ талисманов нейроинтерфейса? Ну да ладно. Вернёмся лучше к „начальным преобразованиям сенсорики“. Это что же получается, почтенные и удостоенные? Даже такой бездари, как я, пси может подарить хороший аналог сенсорного усиления?»
Миреска закрыла глаза, но тут же нахмурилась и, вскочив, прошла к встроенному шкафу. Вскоре Миреска выудила то, ради чего она, собственно, и рылась в своём багаже. Шлем. Старенький, поцарапанный (а чтобы поцарапать такойпластик, надо постараться!), но не такой уж простой даже по нынешним меркам. Из всех встроенных приспособлений Миреску в данный момент интересовала система плёночных светофильтров в прозрачном забрале. Снизив освещённость в комнате до минимума, а фильтры выставив на максимум, отчего забрало почернело насмерть, Миреска надела шлем, и… Ничего не произошло. Состояние мгновенного предвидения настолько вошло у неё в привычку, что поначалу она даже не почувствовала себя ослепшей. Пришлось побороться за утрату ориентации, а потом ещё с арум покружиться на одном месте в разные стороны, чтобы запутать себя окончательно. Закончив кружиться, Миреска попыталась увидеть комнату не глазами. При полном отсутствии представлений о том, как это надо делать, но держа в уме фразу насчёт «простого проникающего зрения».
Мрак. Простроченная пульсом тишина. Тихие до неуловимости звуки собственного дыхания. Ставший привычным повышенный вес. И — никаких зацепок. Состояние мгновенного предвидения плавает где-то рядом, готовое упасть на плечи успокаивающим знанием… но это — не то, что сейчас нужно. И Миреска держала его в отдалении лёгким сознательным усилием, примерно таким, какое требуется, чтобы дышать в строго заданном ритме.
Постепенно сквозь мрак протаяли смутные цветные пятна, линии и тени. Знакомая картина. Если надавить на глазное яблоко, всё это моментально и многократно усилится. Ничего общего с проникающим зрением, просто конструкты воображения… ну и, отчасти, результат остаточного раздражения сетчатки.
Но и это сейчас не к месту. Надо…
А что, собственно, надо? Пресловутое проникающее зрение… Что именно можно увидеть с его помощью? И каков его механизм?
С обычным зрением проблем нет: сквозь роговицу преломлённый хрусталиком свет попадает на сетчатку. Там он взаимодействует с рецепторами — особыми светочувствительными клетками, возбуждение которых передаётся в соответствующие зоны коры мозга нейронами зрительных нервов. Но картинка, которую можно увидеть проникающим зрением, явно не включает первые звенья этой цепи. Проникающее зрение, видимо, не нуждается в глазах и в зрительных нервах. А вот без специализированных зон коры, пожалуй, не обойтись… иначе вместо зрения получим объёмное осязание или что-нибудь в том же роде. Если подумать, любая картина, которую ты видишь, — это всегда некие узоры возбуждённых нейронов в затылочных долях головного мозга.
Но что должно запустить механизм? Что должно возбудить эти нейроны?
Миреска попыталась представить, что у неё во лбу находится третий, невидимый глаз. Никаких радужек и хрусталиков, никаких роговиц и сетчаток. Просто чёрная полусфера, поглощающая свет; этакий сплошной зрачок, созданный из сплава живого воображения и жадной черноты, безразличной к тому, какой именно свет глотать. Видимый обычным зрением или невидимый, с большей длиной волны или с меньшей — никакой разницы. Лишь бы только что-то электромагнитное. И когда Миреска сочла, что третий глаз получился убедительным, она представила себе связь между ним и зрительными зонами мозга. Опять-таки без конкретики: связь и связь. Вроде воображаемых нервов.
Как ни странно, трюк сработал. То, что она увидела, было начисто лишено объёма (глаз-то один!), переливалось очень странными оттенками и складывалось в картину скорее смутную, чем ясную. Но важнее было иное, главное: она видела!
Немного поэкспериментировав и пробежавшись по воображаемым сенсорам воображаемой же панели настроек, Миреска остановилась на спектре ультракоротких тепловых волн. В этом диапазоне видимая картина наконец приобрела ясность. А когда Миреска поменяла схему «третий глаз» на схему «очки-консервы», к ясности добавилась ещё и резкость. Строго говоря, при помощи технических устройств видеть в этом диапазоне настолько ясно и резко Миреске не доводилось. Похоже, у пси-восприятия имелись свои скрытые преимущества.
— Неужели это так просто? — пробормотала она.
Сняв шлем, Миреска поморгала, приноравливаясь к наложению двух картин. Очень странно это оказалось — видеть сразу и глазами, и не глазами. Причём то, что она видела без помощи глаз, оставалось на месте даже тогда, когда она моргала, а привычная уже комната изменилась, обрастая чуждыми чертами.
Да что комната, если даже сама Миреска оделась ореолом тёплого — в буквальном смыслетёплого — сияния!
— Ладно. Всё это хорошо. Но что, если…
Попытавшись реализовать возникшую идею без промедления, Миреска попыталась вернуть состояние мгновенного предвидения, не отказываясь от нового зрения. Задача оказалась неожиданно сложной. Два разных пси-трюка никак не хотели совмещаться друг с другом. Когда работало тепловое зрение, состояние мгновенного предвидения ускользало; когда Миреске удавалось войти в состояние мгновенного предвидения — наоборот.
— Клянусь Бездной! Почему у Сарины всё это получается так возмутительно просто?
Продолжая свои попытки из чистого упрямства, Миреска с разгона наткнулась на какой-то порог. Неожиданным и необъяснимым был этот барьер. А когда Миреска по инерции перевалила через него, сама не очень понимая, что именно делает, обнаружилось, что она больше не может видеть в микроволновом диапазоне. И даже давно заученное состояние мгновенного предвидения перестало даваться ей.
Это испугало Миреску. Пожалуй, она могла бы испугаться так же, если бы вдруг разучилась ходить и при каждой попытке встать на ноги падала, не сумев удержать равновесие. На задворках сознания даже мелькнула трусливая мыслишка, шептавшая, что надо срочно вызвать Сарину и просить подругу о помощи. Но Миреска отбросила эту мысль и упорно продолжала попытки войти в состояние мгновенного предвидения. Раз за разом, арум за арумом. А когда ей это удалось…
С одной стороны, изменений было не так уж много. Основа вообще осталась той же. Но там, где раньше Миреска «видела» одну размытую тень события или действия, теперь она «видела» три-четыре тени, причём вполне отчётливо. И срок предвидения: уже не пара вдохов, нет — довольно длинные цепочки непрерывных событий, как вывернутая наизнанку память, кипели перед её пси-оком. Причём не надо было прикладывать какие-то специальные усилия, чтобы вот так расширить и углубить поле предвидения. Оно изменилось само собой.