Поступь битвы
Шрифт:
— Я не об этом!
— Знаю. Просто я напрочь не понимаю происходящего. — Владеющая откровенно поморщилась и села ровнее. Мич поняла намёк и вернулась на своё место. — Моего вмешательства было недостаточно, чтобы обратить ситуацию в нашу пользу, — продолжила Сарина. — Разве что фактор неожиданности сработал. Но ведь и до того, как я вмешалась, чужак не торопился начать бойню! Он уничтожил только Ласкиса… Причём почти наверняка за то, что тот не понял намёков и не пожелал остановиться.
— Псионик чужаков хотел мира?
— Именно! Или пытался создать впечатление, что не заинтересован в продолжении пальбы. А теперь
Мич тоже не была лишена пси. И, предощущая близящийся удар, вцепилась и подлокотники кресла, как в спасательный круг.
Взрыв
Их никто ни о чём не предупредил. Никто и ничто… Ну разве что собственные смутные предчувствия. Тимар сам не смог бы объяснить, зачем он сбросил сенсорную перчатку, прерывая череду тонких манипуляций с начинкой исследуемого аппарата. Зачем кинулся в кабину грузовика, зачем со всей силы врезал по клавише аварийного режима и рухнул на сиденье водителя.
— Тимар?!
«Успел!»
А в следующий тин мир начал корчиться в ревущей агонии, и время задавать вопросы закончилось. Началось время выживать.
Опасность повсюду. Не спастись, не убежать. Разве что если мчаться вдвое быстрее. А на это Миреска была сейчас не способна. Она и лететь-то была почти не способна. Пси-атака, во время которой Сарина опиралась на её разум, как осторожный слон — на хрупкую тарелку, стоила ей больше, чем Миреска могла заплатить. Сарина не раздавила её, нет, но…
А волна грядущей опасности уже черна, как смерть. От неё не укрыться ни на небе, ни на земле. Метла ужаса пройдётся по всему миру, ничего не оставив в небрежении.
Метла? Пройдётся?
Яростно оскалясь, Миреска рухнула вниз, не дожидаясь, пока слепая сила сбросит её с небес по собственной недоброй воле.
Сначала пришёл гром. Эхо, отзвук настоящего грома.
Однако даже отзвук, смягчённый и ослабленный, мгновенно вышел за пределы того, что может воспринимать ухо. Вибрация недр сотрясла всё и вся, ощущаясь преимущественно костями. А гром всё нарастал, заражая живые пылинки инстинктивным ужасом перед стихией, он тряс, перекатывался, бил и ломал. Защищённая аппаратура командного центра неплохо переносила это испытание, а вот виирай приходилось хуже. Теперь не только у Сарины из носа текла кровь. Кое у кого она текла и из ушей. И бесполезно было прижимать к ним ладони: от грома глубин этот жалкий жест не защищал. Не мог защитить.
Удар!
Собственное кресло Мич толкнуло её, как аварийная катапульта, швырнув до потолка. Генерал отдалась на волю заученных рефлексов, сгруппировалась в воздухе, защищая голову руками. Но всё равно падение застало её врасплох, парализовав, хлестнув плетью резкой боли. Что-то резко и противно хрустнуло — настолько резко, что даже в этом ужасе она отчётливо расслышала мерзкий звук. Рёбра? Или это то, на что я…
Удар!!!
Посторонние мысли вымело прочь, оставив лишь животное стремление сжаться в комок и оставаться в таком виде, пока безумие не закончится. Грохот уже не был слышен. Мич вообще ничего не слышала.
А потом, наверно, ударило в третий раз, но она этого не поняла, потому что очередная судорога мира вышибла из неё остатки сознания.
Мир затопило сияние. В мир снизошёл огонь.
Но не ласковый приручённый огонь камина, не огонь лесного пожара и не вулканический огонь, эта прорвавшаяся наружу ярость недр. Снизошедший огонь не нашёл бы себе равных даже в пламенных недрах голубых звёзд-сверхгигантов. Лишь в первые мгновения зарождения Вселенной природа знала нечто, способное затмить эту вспышку.
Дымный разрежённый воздух упавшее пламя поглотило мгновенно. Впитав силу пламени, воздух налился голубым жаром, превратился в перегретую плазму, внутри которой немедленно начались реакции распада и синтеза атомных ядер. Потом пламя коснулось тверди, и она стала испаряться, вовлекаемая в огненное буйство. Утёсы, вулканические скалы, лавовые поля — всё это в сотые доли тина обратилось в пар.
А потом, когда небесный огонь погас, исчерпав свою силу, — взорвалось.
…От самого удара Миреска укрылась за конусом потухшего вулкана, на солидном расстоянии от эпицентра. И первичное сияние выстрела задело её лишь краем края, светом, отражённым от начавших испаряться склонов. Сквозь насмерть почерневший лицевой щиток и сомкнутые веки до неё докатилось едва достаточно, чтобы заставить заслезиться глаза. Не дожидаясь, пока зрение восстановится, Миреска рванулась вверх. Выше, ещё и ещё, навстречу буйству стихий и ударной волне. В небе ей тоже достанется, и достанется очень крепко. Но остаться у поверхности — верная смерть, а в вышине… Что ж, там появятся хоть какие-то шансы.
Тин-цикл, ещё один, ещё… Как мучительно долго они тянутся! Тьма в глазах — не от ослепительного сияния, а от перегрузки. Боль в связках — того же происхождения. Быстрее! Быстрей, если хочешь жить! Вверх и вперёд!
«Здесь не заповедник для бледной немочи. Здесь воспитывают настоящих виирай. Ясно?»
Миреска хмыкнула воспоминанию. И тут же, словно отвечая на мысль, её настиг окаменевший от боли и гнева ветер. Ударная волна — самая первая, но не самая сильная в целой череде таких же волн.
…Странный вкус. Но знакомый. Что это?
Кровь. Твоя кровь.
Странный звук, на миг заглушающий потрескивания и шорохи. Что это?
Стон. Твой стон.
Тимар открыл глаза. Медленно и осторожно, ожидая усиления боли. Свет, попавший в глаза, усиливает боль. Это он знал. Помнил. Откуда знал? Память молчала, перебрасывая от стенки к стенке шорох пульса.
Глаза открыты. Света нет.
Закрыть. Открыть снова. То же самое.
Слепота? Я ослеп? Нет. Наверно, нет. Глаза не болят. Боль есть — где-то там, в милосердном отдалении, но до лица она не поднимается. Может, тут просто темно… Тут? Где это — тут?
Память молчала.
Тимар попытался шевельнуть рукой. Медленно и осторожно, только одной рукой. Правой. Мгновенная вспышка боли, и впрямь способная ослепить, была ответом. Что-то с рукой плохое. Что-то скверное. Не надо шевелить ею.
А если попробовать шевельнуть левой?
Левая рука слушалась не слишком хорошо. Она была слаба, как и её хозяин. Но она хотя бы не болела при движении. Ну не сильно болела. По сравнению со всем остальным. Ободрённый этим скромным открытием, Тимар отправил левую руку на разведку. Он не так уж редко работал вслепую, на ощупь, поэтому действовал вполне уверенно. Глаза он закрыл. Всё равно толку от них, как от зонтика в вакууме…