Поступь империи. Тетралогия
Шрифт:
Но эти мысли почти сразу же пропадали, стоило мне только вспомнить глаза семейства Кортесов, глядящих на приговоренного графа Пилар-Гомез. Что делать, здесь кровная вражда впитывается с молоком матери и избавиться от нее так же сложно, как и от следов оспы, то есть вообще нереально, навечно оставаясь с лицом изъеденным безобразными шрамами.
И все же все предосторожности были не лишними, благодаря им мы смогли добраться до Валенсии в относительной целостности и безопасности. Лишь только у предместий города нас начали догонять преследователи.
Загоняя бедных животин до обморочного состояния, мы влетели на пристань, как зачумленные спасающиеся
– Быстрее на шняву!– мой голос дрожал, грудь вздымалась, словно волны во время шторма, конь хрипел утомленный длительной скачкой.
Слуги, получив приказ, тут же бросились к трапу, перекинутому через невысокий борт на пристань. Не спрашивая разрешения, выстроившись по цепочке, вместе с гвардейцами быстро кидали вещи из кареты на борт.
Через пару секунд после того как на палубу шнявы упал первый тюк с вещами, через борт свесился человек. Злое лицо капитана «Санта-Лучии», ошеломленно следящее за накапливающимися тюками выражало крайнюю степень непонимания. Не долго думаю я достал из кошеля небольшой изумруд, чей блеск в лучах солнца отвлек раздраженного капитана судна от погрузки наших вещей к нему на борт.
– Скажи ему, что мы должны сейчас же отплыть,– помогая гвардейцам, говорю Алехандро, сам же перекинув какой-то маленький тюк на борт, тут же забираюсь на корабль, взлетая по приготовленному трапу.
– Он говорит, что треть команды сейчас на берегу, без них выйти в море будет крайне сложно,– виновато ответил граф после десятка секунд общения с сеньором капитаном.
– Ничего мы ему поможем, главное, чтобы он сейчас же тронулся!– оглянувшись назад, кричу Алехандро.
Проследив за моим взглядом, капитан Кастанедо собрался, было потребовать объяснений, увидев приближающееся облачко пыли, но тут же умолк, почувствовав, как в поясницу колет острое жало кинжала. С добродушной улыбкой Олег приобнял капитана, незаметно для встревоженной команды уколов кинжалом.
– Ну же, граф, говорите своему соплеменнику то, что нужно!
Не долго думая капитан командует своим матросам к отплытию. Сами же матросы будто только этого и ждали, десяток другой секунд и вот уже трап поднимается на борт, а паруса медленно падают вниз, наполняясь теплым испанским воздухом. Почти сразу же на пристань вылетел преследовавший нас отряд кровников, во главе с краснолицым мужчиной, посылающим нам в спину проклятия, досада об утере возможности избавиться от заклятого врага читалась легче простого на разъяренном лице одного из Кортесов.
Глава 11.
Начало октября 1709 года от Р.Х.
Выборг.
Полк «Русских витязей».
Вопреки надеждам генерал-майора Третьяка, полк витязей, так хорошо показавший себя в боях с неприятелем и взятии Выборга спешно собирался в дорогу, уже как сутки минули с того времени как прискакал на взмыленном коне гонец от государя и приказал всему полку явиться в свою губернию, к наместнику. Почему именно так, никто, конечно же, не знал, но и спорить, а уж тем более противиться приказу никто не собирался. Раз приказано, то следует его со всевозможным
Молодые воины готовились к трудному осеннему переходу, конечно навыки оных у витязей было более чем достаточно, но это совсем не значит, что они получали от этого удовольствие. Однако даже в этой спешке ощущалось праздничная атмосфера сборов, даже майор Заболотный, постоянно жаловавшийся на ужасную погоду, финский край и самих шведов, не сделавших нормальные пороховые склады, улыбался, чувствуя, что возвращение в родные края уже не за горами.
Как не удивительно, но полк в полном составе вышел из Выборга уже через три дня, быть может из-за того, что вся интендантская служба была в руках временного коменданта генерал-майора Третьяка, а может из-за того, что в самом полку за каждую роту отвечал ее непосредственный командир – капитан, соединивший в себе и интенданта и тактика и сурового родителя, причем возраст самого командира почти всегда был тот же что и у подчиненных. Однако порядок и дисциплина, вводимая суровой наукой корпуса, и его наставников давно приучили витязей к такому порядку, приветствуя умеренную инициативу в собственных рядах, ибо каждый из братьев знал, что единство и выучка корпуса его сила. И не стоит нарушать эти правила, целиком и полностью отдавшись под опеку Старшего брата и полковника Митюха, уже наученным опытом как в общении с высшим командным составом, так и самим цесаревичем и его ближними сподвижниками.
Странное дело, но лидерство поставленных старших командиров и обер-офицеров никем не оспаривалось, будто так и должно быть, чего нельзя сказать о младших должностях в корпусе, где постоянно велась борьба за лидерство. Побуждая молодых сержантов и капралов постоянно сохранять форму и совершенствоваться, чтобы всегда превосходить своих солдат, а лейтенантов и капитанов постоянно быть первыми. Потому что узы братства тем и хороши, что все в нем равны и человек благодаря своим способностям может подняться высоко не чувствуя у себя на спине неприязненный взгляд высокородной аристократии.
Все это прекрасно понимали и сам цесаревич и Прохор, но избежать всех проблем попросту не реально, да и ни к чему это. Как-то Старший брат заметил, что гвардия тем и хороша, что постоянно находится на передовой, по своей сути являясь знаменем для остальных регулярных полков, которые должны равняться на нее. Но стоит гвардейским батальонам осесть на месте, пускай и в столице, как воины постепенно становятся хилыми и рыхлыми, никоим образом не являющимися тем знаменем, за которым идут другие молодые, набранные недавно полки русской армии.
День за днем солдаты в темно-зеленых мундирах маршировали по ужасным дорогам северо-запада Руси, пробираясь по лесам и весям, ночуя под палатками, сделанными из льняной парусины. Сама палатка напоминала небольшой домик с вертикальными стенами и четырех скатной крышей. Вход был один, с небольшим пролетом – тамбуром. На боковых стенках имелась пара откидывающихся полотен-окон, для освещения в дневное время. В крыше, рядом с основным шестом, удерживающим крышу, виднелась небольшое дымоходное отверстие. Так же кроме основного жеста было четыре поменьше, устанавливающиеся по углам палатки, кроме того углы палатки натягивались до упора. При помощи железных клиньев и веревок.