Поступь империи. Тетралогия
Шрифт:
– Правда?– с какой-то детской надеждой в голосе спрашивает лекарка.
– Конечно правда, разве ты сомневалась?
– Тогда иди, делай сто должен…– улыбнулась она.
«…и будь что будет,– добавляю про себя.– Спрашивается, как понимать особей женского пола, если у них логики как таковой нет в помине? Впрочем, не буду забивать себе голову, пусть будет как должное, некая аксиома, все известная и не требующая доказательств!»
– Пошли.
Командую улыбающимся Прохору, Артуру, Кузьме, Алехандро, всем тем, кто сейчас стоял в прихожей, время бездействия кончилось. Оставлять все как есть я, просто не имею права.
Быстрым шагом наша компания идет по коридорам дворца, витязи идут следом за нашими спинами, пара рот спешно готовится к отражению возможной атаки со стороны главных ворот. Мало ли какие глупости у драгун могу возникнуть? Не хотелось бы проливать русскую кровь из-за чьей-то прихоти, но в случае нужды придется сделать и это, ведь никуда не денешься, третьего не дано: или ты или тебя.
Последние лучи солнца, отражаясь от снежного настила на улицах и крышах домов, гуляли по стенам галерей. Ночь плавно опускалась на столицу, правда в отличие от простых обывателей в Кремле жизнь била ключом.
Преображенцы вместе с семеновцами стояли на каждом углу, не пропуская никого кроме высших сановников, вот только преградить путь цесаревичу ветераны не решились, слишком кощунственно это было для простого русского мужика, пускай и побывавшего в десятке сражений. Приказы старших офицеров попросту не исполнялись, а сами караулы под конвоем витязей уводились в глубь левого крыла дворца, от греха подальше. Повезло еще, что основная масса гвардейских полков встала на постой, на Немецкой слободе и прилегающих к ней улицах. Казарм в столице не было, как впрочем, их не было нигде, кроме Петровки.
Строить и оборудовать столь нужное для обычного солдата жилье государь во время войны не пожелал, тратя наличность на вооружение, обмундирование, провиант и денежное довольствие солдат и посольских приказов, такой фактор как здоровье и комфорт не учитывалось вовсе. Что ж понять это можно, но вот следовать этому абсолютно всегда не очень то хотелось, реформы в армии на изменении одежды и строевых приемов не закончились, надо только подождать немного, и выяснить в конце-концов, что там случилось с отцом!
Чем ближе мы продвигались к опочивальне царя, тем труднее было разоружать солдат, без применения силы. Дошло до того, что перед самыми дверями спальни Петра замер кордон из двух десятков солдат и одного молодого капитана. Наотрез отказавшегося пропускать меня к отцу. Что ж его право.
– Полковник Митюха…– выразительно гляжу на Прохора, тот понимая все с полуслова выхватывает из первого аналога кожаной кобуры, болтающейся чуть ли не на уровне голени, обрез и не целясь стреляет.
– Так будет с каждым ослушавшимся моего приказа,– жестко говорю гвардейцам.
В смертельном оцепенении капитан глядел на суровые, злые лица витязей, только что наглядно доказавшие своим же людям, то что они не юнцы и могут постоять не только за себя, но и за честь Старшего брата, если будет на то его воля и желание.
Гвардейцы не сделали ни одной попытки сопротивляться, застыв на месте, лишь только склонили свои
– …Государь, но он ведь не сможет, еще молод, неопытен,– вещал какой-то знакомый льстивый голос.
«Вовремя я тут оказался, очень вовремя. Здесь что-то затевается, что ж, тем проще будет их всех «причесать» под одну гребенку,– все сомнения мигом пропали, выпрямив спину твердым шагом, насколько позволяли раны, иду по ковру в сторону большой кровати, возле которой замерли трое людей».
Кажется, здесь даже звук выстрела не слышали, вон, как заняты разговором, хотя нет, эта шлюховатая лифляндка, сидящая возле изголовья отца смотрит на меня, вот только не говорит ничего светлейшему князю и канцлеру, поняла Марта, что запахло скипидаром! Странно, у меня ведь не было такой жгучей ненависти к ней, откуда же она появилась? Хотя быть может, это сейчас все проявляется из-за того, что раньше я эту … хм особу не видел, поэтому и воспоминания о ней как таковые лежали мертвым грузом, а вот теперь все всплыло. И спрашивается, какого хрена Петру русские девушки не угодили, что он иноземку себе взял, да еще и бывшую любовницу его фаворита, хотя это то, как раз и есть вполне нормальным для нынешней эпохи. Нет, ответить на этот вопрос мне пока не под силу.
– …нет, друзья… видение было мне,– едва слышно шепчет отец.
– Но мин херц, как же мы будем без тебя!?– чуть ли не с ужасом кричит Алексашка, вставая на колени перед постелью государя.
– Мой сын позаботиться о вас, друзья, не даст в обиду…
– Он то позаботится, вы знаете, что его витязи готовы в любой момент…
– Я знаю, что они готовы, господин канцлер,– жестко говорю князю Головкину, прерывая его бестолковый треп.
Тот в полном обалдении поворачивается ко мне лицом и смотрит будто на привидение, по-видимому они и в правду не слышали выстрела, неужели комната на столько хорошо звука изолирована? Нет не верю, тут вообще не дверь а фанерная прослойка стоит…
– Но как же так вышло, тебя не должны были пустить.
– Да нет, впустили как видишь,– улыбаюсь канцлеру самой неприветливой улыбкой от чего тот немного побледнел, понял зараза по чем нынче, правда матка!
– Батюшка это что же получается твои верные псы, родного сына к тебе пропускать не хотят, неужто злое с тобой сотворить хотят?– обратился я к Петру.
– Пошли все прочь отсюда,– тихо сказал государь, отбрасывая от себя руку своей любовницы.
– Но, благодетель ты наш, почему…– начал было лифляндка говорить, но от резкого окрика царя замолчала:– Прочь я сказал! А ты Алешка останься…
Троица вышла из опочивальни, в коридоре по моему приказу должны были сразу же взять под домашний арест и не выпускать из их комнат, впрочем, подобная мера предосторожность должна быть ко всем сторонникам отца. Слишком многих он приблизил к себе, и слишком многие стали служить не государю, а своему животу, а это необходимо исправлять и насаждать другие порядки. Вот только надо узнать, в конце концов, что случилось с батюшкой, из-за чего весь сыр бор случился и как сильно он ранен.
– Подойди ко мне сын,– тихо шепчет отец.