Поступь империи. Тетралогия
Шрифт:
Почти четверть века назад случилось восстание горцев, вследствие чего после его усмирения англичане, решили устроить для кланов наглядное и показательное наказание. Парламент издал законопроект, постановлявший каждому главе клана присягать на верность королю Вильгельму Оранскому. Из всех горцев только двое не стали давать присягу: МакДоналд Гленгарри и МакИан МакДоналд Гленкоэ. Однако MакДоналду дали второй шанс, а вот MaкИану нет.
Именно МакИан стал тем, на ком англичане решили устроить показательный процесс.
Старому главе в то время было семьдесят лет, ему пришлось преодолеть путь
— Встать свиньи! Ишь разлеглись…
Слушать словоохотливого и щедрого на зуботычины констебля Александр не хотел, но пара затрещин переменили позицию дворянина, да и пример Брюса, стойко переносящего унижение, воодушевлял надворного советника.
— Терпи, Саша и ничего не говори, эти красномундирники любят над человеком издеваться, — прошипел сквозь зубы Яков Баскакову, как только встал на ноги.
В Англии как таковой не было ни одной службы правопорядка, единственными хранителями спокойствия считались сторожа – ветераны, списанные из армии и нанимающиеся охранять разные объекты. Но в силу старости лет или увечности они не могли угнаться за молодыми преступниками, поэтому разгул преступности в крупных городах страны стал настоящим бичом, сравнимым с чумой прошлых веков.
— Но как так, граф? Ведь мы русские подданные, сиречь послы… тайные, — запнувшись, добавил Александр.
— Молодежь и чему вас жизнь учит? — хмыкнул Брюс, глядя на то, как солдаты перетрясают клановых глав. — Вспомни- ка о первом после русском – Матвееве?
Сколько годков прошло с тех пор как, он в застенках за долги побывал? А- а- а не помнишь, но тебе это простительно. Считай, десять лет минуло.
— Молчать! Ты шотландская рожа нормальной речи не понимаешь? — по ребрам Якова скользнул приклад мушкета одного из солдат, но и это хватило, для того чтобы не молодой генерал упал на колено и болезненно сморщился.
— Ты сука что делаешь?! — не выдержал Александр, замахиваясь для удара, в сутолоке внимание солдат ослабло, но не совсем. Ударить красномундирника надворный советник не успел, ему в лоб кулаком ударил стоящий рядом конвоир и для острастки добавил хуком справа, окончательно вырубая Баскакова.
Саша не видел как Якова и остальных волокут к дверям, где стояла крытая решетчатая телега та, на которой перевозят опасных душегубов и прочую мерзость.
Сколько провалялся без сознания Александр не знал, но пробудившись понял, что на дворе еще день, правда не солнечный. Мрачный небосвод и редкие лучи света кое- как пробивались к земле, да и то по больше части задерживались на крышах домов и нищенских лачуг. Посмотрев по сторонам, советник заметил, что лежит в камере: холодной, сырой с небольшим оконцем-
Антураж до боли знакомо напоминал родную "холодную", разве что коломенская была больше и опрятнее, чувствовалась, что ремесленники- изуверы относились к работе с должным почтением и старанием. Пробудившись окончательно, Александр почувствовал сильное головокружение, остатки обеда с легкостью вышли наружу, во рту остался неприятный горьковатый привкус рвоты. Кое- как вытерев губы рукавом кафтана, советник заметил, что он не сильно уступает по чистоте лицу. Видимо тюремщики не шибко заботитесь о чистоте камер, вон на стенах виднеются заскорузлые рыжие пятна- разводы. И не поймешь сразу то ли это игра воображения во мраке, то ли это чья-то заботливая рука помогла фекалиям попасть туда.
Мутный взор Саши скользил по серым камням, и не мог понять, чего же не хватает в местной обстановке. Вроде и прелая годовалая солома есть, и дырявое ведро под нужник имеется и даже треснутая деревянная плошка валяется в углу, и все же чего-то не хватало.
Вдруг по решетке, в нескольких метрах справа кто-то звонко ударил, да так что не ожидавший подобного Александр подпрыгнул на месте и тут же согнулся в приступе очередного спазма. Вроде бы и нечем блевать, но организм продолжал выплевывать ядовитую мерзкую на вкус желчь. Живот и грудь словно прилипли к позвоночнику, а в ребрах как в часах громко стучало сердце, да так что в ушах колотило не переставая.
— Сашка ты живой? — тихо спросил знакомый голос.
— Живой, граф, только всё плывет перед глазами и мутно как-то, — едва не шёпотом ответил Баскаков, вставая с колен на ноги.
— Бывает такое, когда по голове хорошо получишь, вон под Азовом меня знатно приласкало, но ничего жив здоров, так что терпи организм у тебя молодой, раны как на собаке должны зажить не то что у меня старика немощного.
— Это вы на себя наговариваете, — перебил Брюса Александр.
— Ничего подобного. Ты думаешь, я не сопротивлялся, потому что испугался?
— Нет, конечно, я так не думаю, — с пылом возразил советник в тщетной попытке удержать внутри давно опустевший желудок.
— Верю, Саша. Тебе я верю, но как бы то ни было для царских людей перво-наперво важно дело, а только потом уже нечто личное. Запомни. Государю важно узнать расклад в местных делах, война то с Францией идет до сих пор, хотя они и пытались вести сепаратные переговоры, но видать не получилось у них ничего.
— Граф, а нам можно об этом здесь говорить? — обеспокоено шепнул Баскаков.
— Ха- ха! Ой, насмешил, — громко рассмеявшись, Брюс пару минут не сдержано всхлипывал, но все-таки замолчал. — Молодец! Правильно мыслишь, глядишь, опыта поднаберешься, и государь тебя к важным делам лично приставлять будет…
Внутри Александра противно ухнуло, но не из-за того, что бунтовал организм.
Остался неприятный осадок после слов графа.
"Да какого черта?! Уж ему ли говорить о важных делах? — попытался возмутиться советник, но почему-то не получалось. Вспоминались дела прошедших лет, важные дела: проверка суконных фабрик для армии, снабжение амуницией, шерстью и многое другое, о чем он успел позабыть".