Поступь Империи
Шрифт:
Сегодня он взял «Записки о Галльской войне» на латыни, которой царевич овладел на достаточном уровне как для относительно свободного общения, так и для чтения книг, лишенных сильной витиеватости. Давно хотел именно это произведение изучить. Еще в прошлой жизни. Да только руки не доходили.
Тишина.
Покой.
Свежий ночной воздух с легкой ноткой прохлады.
Достаточно яркая электрическая лампа над плечом в полированном отражателе освещала неплохо книгу и не вынуждала ломать глаза. Их пока выпускали штучно для внутренних нужд самого Алексея и опытов. Слишком уж муторно и ресурс крошечный.
В смежной комнате приводила себя в порядок супруга. Просторная ванная, способная вместить с десяток человек. Душевая кабина. Умывальник. Ватерклозет. Биде. Ну и какие-то шкафчики с принадлежностями, полотенцами и прочим. По тем временам может и не самый пышный санузел, но, без всякого сомнения — наиболее оснащенный в мире и комфортный.
Наконец, открылась дверь.
Алексей скосился на звук и невольно улыбнулся.
В дверном проеме стояла на… его супруга. Во всеоружии…
Волосы уложены просто и со вкусом. Немного украшений на обнаженном теле. И все. А ее пластика движений, когда она медленно пошла к нему, завораживала так, что царевич невольно сглотнул. Немедленно отложив книгу, он встал. И из его головы вылетели все пустые мысли, оставив только те, что сейчас требовались.
Он был весьма немолод душой. Но Серафима умела распалить не только тело, но и всю его сущность. Да и выглядела так, что дух захватывало, даже несмотря на двух рожденных ему детей. Особенно в таких вот приватных, интимных обстоятельствах, где молодая женщина раскрывалась по полной программе. Все-таки гаремное воспитание давало ей невероятные, просто сногсшибательные бонусы. Без которых их супружеская жизнь вряд ли наполнялась такими яркими, страстными моментами…
* * *
Небо над Парижем было свинцово-черным. Громыхала гроза. Да и лило, как из ведра.
Мужчина сидел мрачный возле камина и пил вино.
Рядом с ним на столике лежало два заряженных пистолетов. Он последние несколько недель с ними не расставался…
После того, как русские демонстративно сожгли Кольбера, наступило некоторое затишье. Из-за чего многие причастные к проказам в России и особенно покушениям на высокопоставленных лиц, расслабились. А зря… очень зря…
Он скосился на листки, лежащие беспорядочно на столе. Имена. Имена. Много имен. Они все были исписаны — считай без чистого места. И почти все перечеркнуто… почти все. В верхнем листке оставалось чистым только одно имя — его.
— Еще вина? — спросила молоденькая служанка. Хорошенькая, он ее за это себе в свое время и взял, но сейчас она не вызывала в нем никаких эмоций…
Сначала начали пропадать рядовые исполнители. Не все. Отнюдь не все. Только те, которые, так или иначе, оказались причастны к делам в России и Мекленбурге.
Исчезали они чисто.
Аккуратно.
Ни одного свидетельства.
Словно корова языком слизывала.
Вот вчера видели, а сегодня уже нет. И следов взлома в жилище нет…
Он тогда напрягся.
Когда же стали исчезать кураторы
Пытался.
Спешил.
Но не только он один испугался происходящего. Многие его подчиненные попытались скрыться. Может кто-то и выжил? Кто знает? Если хорошо схоронился. Однако попытка обрезать ниточки явно не удалась. Не так давно пошли пропажи особо приближенных людей.
Тех, кем он жертвовать не мог.
Тех, на ком базировалось его могущество и влияние. Его положение правой руки Кольбера, а теперь и Дюбуа…
И вот они все кончились.
Или попрятались, забившись куда под камень, или погибли — тут ведь не узнать. А то, что русские лейб-егеря убивают причастных к покушениям на царевича и герцога, он не сомневался. В Речи Посполитой они уже ясно продемонстрировали свои подходы и методы…
— Жанна! Вина! — крикнул он, когда допил красную жидкость и с раздражением уставился на дно бокала.
Послышались шаги.
Другие.
Это была не Жанна.
Мужчина резко обернулся, пытаясь схватить пистолет, но замер в нерешительности. Перед ним находилось несколько человек. На первый взгляд обычная одежда, неприметная. Только на головах какие-то вязаные чулки с прорезями для глаз и рта, а на руках тонкие кожаные перчатки. И что еще хуже — какое-то огнестрельное оружие. У всех. В этой полутьме плохо освещенного помещения было толком не разглядеть. Да и не требовалось. Даже будь у них простые пистолеты — он погиб бы быстрее, чем схватил хотя бы один из своих «стволов».
— Что вам нужно?
Молчание.
— Кто вы такие?
— Ты знаешь, — ответила, выступившая из тени Жанна, с какой-то странной усмешкой.
— Что? Я не понимаю! Это розыгрыш какой-то?
— Спасибо за список, — кивнула она на стол. — Мы боялись кого-то упустить.
— Жанна… — опешил мужчина.
— Ты сам себя выдал. И их всех тоже, — вежливо улыбнулась она. — У тебя есть последнее желание? Алексей Петрович просил нас быть вежливыми. По возможности.
Он нервно сглотнул.
— Я… вы… я хочу жить.
— Исключено.
— Я… я заплачу!
— Тебе не хватит денег, — улыбнулась молодая женщина.
— Я отработаю!
— Не интересует. Все?
— Нет! Нет! — воскликнул мужчина, ринулся к пистолету и тут же прозвучал выстрел. — А-а-а-а! — закричал он, баюкая простреленную кисть.
Жанна же молча сделала несколько непонятных жестов. И бойцы, ловко подхватив это человека, поволокли на кухню. Он пытался кричать, но пара коротких, жестких ударов куда-то в район живота заставило его заткнуться, лишь сдавленно постанывая.
Зашли.
Кухарки и поварята сидели в дальнем углу связанные, с кляпами во рту и повязками на глазах. Как, впрочем, и все слуги в доме.
Человека подтащили к ведру с помоями. Ловко перевернули и погрузили головой в эти отходы…
Когда тело перестало дергаться бойцы сделали контроль. И быстро удалились. Все. А с ними и Жанна. Бывшему сподвижнику Кольбера, организовавшего массу диверсий против России, наступил конец. А перед тем всем его подчиненным, вовлеченным в эти дела…