Посвисти для нас
Шрифт:
— Я Одзу. Ты меня помнишь? — крикнул он.
— Да, — кивнула она.
— Я искал тебя дома, а мне сказали, что ты пошла в храм… У меня в четыре автобус. Я хотел тебе кое-что передать.
Он опустил руку в карман и медленно стал подниматься по ступенькам.
— Давно не виделись, — сказала Айко с вежливым поклоном.
Айко в своих грубых шароварах ничем не напоминала себя в юности. Пережитые ею невидимые глазу испытания, казалось, отпечатались на ее лице и руках, держащих фуросики.
— Тут такое дело… — начал Одзу и запнулся. — Я слышал, твой муж погиб.
— Да.
— И ты здесь… давно?..
— Да. Мы сюда незадолго до конца войны перебрались.
Бледное солнце снова пробилось сквозь облачную завесу. Откуда-то, плавно снижаясь, прилетела крошечная снежинка. Айко подняла голову, будто собираясь ее поймать, и посмотрела на небо.
— Ты что, и в поле работаешь? — поддавшись импульсу, спросил Одзу, увидев царапины на ее пальцах.
— Отец и мама уже старые. А ты, как я понимаю, тоже был на войне?
Айко посмотрела на армейские башмаки, которые носил Одзу.
Они спустились по каменным ступеням и сели на лавочку у пруда. Мимо пролетела еще одна снежинка, которую откуда-то принес ветер.
— Здесь холодно, — пробормотал Одзу.
— Да. Мы в котловине, и со всех сторон горы.
— Ты изменилась, Айко.
— Не только я. Была долгая война.
— В армии я часто вспоминал школу Нада.
Она улыбнулась и помолчала. Потом тихо выдохнула:
— А та электричка еще ходит?
— Ходит! Только стала еще старее и ползет еле-еле.
— Я очень скучаю — и по электричке, и по нашим местам.
— Мы тогда представить не могли, что с нами такое будет. Такая беззаботная была жизнь!
— М-м.
— Как твой ребенок? Здоров?
Айко печально покачала головой:
— Он умер. Воспаление легких…
— Воспаление легких?!
— М-м.
Одзу подумал, что за время войны исчезло все, что может приносить людям счастье. В Японии не было ни одного человека, который бы чего-нибудь ни лишился. У кого-то сгорел дом, у кого-то умерли или погибли родные, пропали друзья.
— Хирамэ… ты его помнишь?
— Конечно. Что с ним? Как у него дела?
— Умер. Он тоже.
— О нет!
В глазах Айко мелькнули удивление и печаль.
— Он был в Корее. Заболел и умер.
Одзу достал из кармана завернутую в бумагу авторучку.
— Помнишь ее?..
Айко безучастно смотрела на гладь пруда. В глазах ее была пустота. Слова о смерти Хирамэ, должно быть, напомнили ей о дне, когда погиб ее муж.
— Ты помнишь ее? — повторил Одзу, и Айко наконец вернулась к реальности. — Авторучка. Когда-то ты подарила ее Хирамэ. Он так дорожил ей до самого последнего дня…
Брови Айко нахмурились, она внимательно слушала сбивчатую речь Одзу.
— Он… в записной книжке… нарисовал карту окрестностей Асиягавы. Ряды сосен. Мост. Твой дом. Понимаешь, почему он это сделал? Этот дурачок. Так он отдыхал душой, утешал себя. Каждый день тяжелой службы первогодком. Рисовал карты Асия ручкой, которую ты ему подарила…
Маленькая снежинка скользнула по плечу изношенного пальто Одзу и приземлилась на щеку Айко. Небо, какое-то время сочившееся слабым светом, опять заволокло мрачными тучами.
— Когда-то она… принадлежала тебе… Теперь это память о нем.
Не говоря ни слова, она взяла маленький бумажный сверток.
— Теперь и мне… будет легче…
На лице Одзу появилась вымученная улыбка.
Маленькая авторучка, перешедшая от Айко к Хирамэ, пересекла море из Японии в Корею, вернулась в Японию и теперь вновь оказалась у своей хозяйки.
— Да… много чего было. — Одзу взглянул на часы. — Скоро автобус придет. Мне надо идти.
— Спасибо. — Айко неожиданно поклонилась. — Спасибо тебе большое, что приехал в такую даль, в эти горы.
Они вместе спустились по ступеням, прошли через храмовые ворота и направились к автобусной остановке.
За полями и холмами, еще покрытыми снегом, можно было различить холодную и пустынную гряду Китаяма. Чтобы вернуться в Киото, надо было перевалить эти горы, поросшие мрачным кедровником.
— В Хансин возвращаться не собираешься?
— Не знаю.
Вдали показался автобус, медленно направлявшийся к ним. Наверное, я ее больше не увижу, думал Одзу. Как не увижу вновь Хирамэ, так не увижу и ее.
— Береги себя! — проговорил, когда автобус подъехал к остановке.
— Ты тоже… — отозвалась Айко.
Одзу вошел в салон, где сидели всего два пассажира, и автобус тут же тронулся. За запачканным окном печально улыбалась одетая в шаровары Айко. Скоро она скрылась из виду…
Новый препарат
Автоматические двери операционной открылись, и оттуда появилась кровать-каталка в сопровождении четырех медсестер. Капельница для переливания крови и трубки, по которым подавался кислород, делали фигуру спящей Айко как бы частью какой-то машины.
Каталка медленно катилась по длинному освещенному коридору. Попадавшиеся навстречу посетители больницы прижимались к стенам, будто мимо них проезжало нечто пугающее.
Подруги Айко с тревогой ожидали ее у дверей палаты.
— Спасибо вам большое, — поклонилась одна из них медсестрам.
— С Айко все в порядке?
— Да, все хорошо.
Однако на бледном лице Айко не шевелился ни один мускул. Под установленным на кровати виниловым покровом одна из сестер торопливо прилаживала манжету тонометра к руке пациентки. Появился новый баллон с кислородом.