Посвисти для нас
Шрифт:
Тахара вдруг остановился.
— A-а, фармацевтическая компания? Не иначе как та, где рулит папаша Курихары?
— Угу.
— Выходит, та женщина — первая, на ком его испытывают. Так?
— Ничего не могу сказать.
— Ничего не можешь сказать? А если бы она была твоя родственница, ты бы ей тоже стал колоть этот эспериментальный препарат? Своей матери? Или сестре?
— Может, и стал бы, — немного помолчав, раздраженно ответил Эйити. — Какое лекарство ни возьми, должен быть пациент, на котором оно будет опробовано в первый раз, чтобы его можно было совершенствовать и разобраться с эффективностью.
— Мы с тобой не Дженнер — не вакцину против оспы изобретаем. Мы используем новые препараты всего в двух случаях: потому что прежние уже неэффективны или когда есть добровольное согласие пациента. Вы получили согласие этой женщины?
— Не надо меня опять грузить. В Америке испытывают новые препараты на заключенных…
Тахара удивленно посмотрел на Эйити. Взгляд его сделался печальным.
— Ты в самом деле так думаешь?
— Все, хватит! Не будем больше об этом.
Эйити тряхнул головой и криво улыбнулся. От их спора все равно не будет никакого толку. Они с Тахарой думают по-разному и, сколько бы они ни говорили, договориться все равно не смогут.
— Мы врачи. Как у всех людей, у нас есть амбиции, нам хочется признания… Но врач… — Тахара говорил тихо, будто самому себе, — …помимо всего прочего — врач! Он помогает людям.
— Все понятно. У меня работа. Мне надо идти.
Эйити обернулся.
Тахара в ответ пробормотал невесело:
— Полагаю, мы больше уже не увидимся.
— М-м. — Эйити покачал головой и повернулся спиной к человеку, который был его другом со студенческой скамьи. — Что я могу сделать, раз ты так считаешь.
Свист
Айко приснился сон.
Она ходила к мужу на могилу. В больнице самым большим ее желанием было до операции привести в порядок его могилу.
Купив цветы и позаимствовав ведро и метелку, она неслышно шагала по погруженному в тишину кладбищу.
Почему-то во сне действие происходило осенью. Она обратила внимание, что там и сям могилы были украшены хризантемами. Вокруг могил разрослись космеи.
«Хорошо бы посадить у него космеи», — подумала Айко.
Эти цветы буйно цвели в Нигаве, в саду при родительском доме ее мужа. Осенью сад пестрел розовыми и белыми цветами. Пчелки с жужжанием перелетали с цветка на цветок в поисках нектара.
Иногда мужа отпускали домой с военно-морской базы в Курэ, где он служил. Ему безумно нравились эти цветы.
— Мы их специально не сажали… Ветер принес откуда-то семена, и вот что получилось, — рассказывал муж.
Поэтому в округе не было ни одного дома, где бы не росли космеи. Ветер переносил невесомые семена, и цветы разрастались вдоль дороги.
Айко повыдергивала окружившие могилу мужа хилые сорняки, смела их веником, вылила воду на могильный камень.
— Я не смогу приходить к тебе какое-то время. Мне должны делать операцию, — прошептала она, сложив перед собой руки. — Извини.
— У тебя операция? — спросил ее на ухо муж. Его голос звучал молодо, как в то время, когда муж ушел на войну и не вернулся.
— В жизни человека бывают моменты, когда ему приходится идти в бой. Сейчас наступило время твоей войны. Ты должна вытерпеть и победить, как бы тяжело ни было!
— Да!
Айко верила, что сможет превозмочь себя, выстоять и вытерпеть.
— Все будет в порядке. Я ведь со всем справлялась, когда нас эвакуировали в Сюдзан.
— Именно!
Она увидела перед собой мужа. Он кивнул, его мужественное загорелое лицо озарила улыбка. Белоснежная, ослепительная.
— В поле у меня здорово получалось. Даже местные крестьяне хвалили. Как же мне хочется угостить тебя овощами, которые я выращивала!
Айко представила, как управляется с мотыгой. До того она никогда не держала ее в руках, но благодаря силе воли смогла справиться с этим инструментом. Думая о погибшем муже, разговаривая с ним, она вспоминала, как вспахивала поле мотыгой. День за днем, день за днем. Выматывалась так, что, когда наступали сумерки и солнце закатывалось за горную гряду Китаяма, буквально валилась с ног от усталости. Это был лучший способ забыть о своем горе.
— Самое тяжелое для тебя время было, когда ты узнала, что я погиб? — спросил муж.
— Да. И еще когда мы запустили воспаление легких у нашего малыша. Я так виновата перед тобой…
— Не надо. Просто врач тогда не смог приехать.
Айко покачала головой, стараясь отодвинуть в памяти день скорби…
Почувствовав чье-то присутствие, Айко чуть-чуть приоткрыла глаза. В дверях палаты стояла медсестра. В правой руке она держала корзину цветов.
— Как вы себя чувствуете, Нагаяма-сан?
Айко едва заметно улыбнулась. Это усилие потребовало всех ее сил.
— Тут вам цветы прислали. Поставить в коридоре?
После того как состояние Айко ухудшилось, все цветы в горшках, которые стояли в ее палате, вынесли в коридор. От их аромата ей было трудно дышать.
— Да, — едва слышно отозвалась она. — От кого?
Медсестра сунула руку в корзину и достала маленький конверт.
— Как это читается? Хэймоку[40]? Два иероглифа. Хэймоку… Я поставлю в коридоре. Скоро придет доктор. Если вам что-то понадобится, нажмите на кнопку…
Хэймоку… Нет! Хирамэ. Воспоминания далекого-далекого прошлого ожили в голове Айко. Тот парень из школы Нада. Они все время бегали за ней и ее подругами.
«Но почему Хирамэ?..»
Сквозь туман в голове Айко вспомнила, как к ней приходил приятель Хирамэ. Он рассказал, что Хирамэ взяли в армию и он там умер, и достал из кармана авторучку. Это она тоже помнила.
«Человек погиб… как же он корзину с цветами?..»
Однако охватившие Айко усталость и апатия не давали ей разобраться, как такое может быть. Она уже не отличала живых от мертвых. Смерть уже опускала свой покров на ее лицо, подобно тени, которая заглянула через окно в ее палату.