Посвящение
Шрифт:
Он бежал по теневой стороне дороги, рубаха на спине взмокла от пота. Перепрыгнул через узенькую канаву и помчался дальше, прячась за деревьями. «Может, не заметят».
— Убью. Убью…
Возницы в поселке не было.
— Где он? Где? Где?
Он выхватил ножик и побежал к дому соседки.
— Где возница?
— Давно уехал, — сказала женщина. Она сразу скрылась за дверью и потихоньку закрыла ее за собой.
Балог рванул дверь. Набросился на женщину и вытолкал ее во двор.
— Где деньги?
Топор он взял, но встать уже не смог и рухнул на полено, которое перед самой смертью притащила жена. Топор и ножик выскользнули из рук.
5
Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечо, подставляя под нос кружку.
— Выпей, — говорила женщина, та самая, которую он недавно собирался убить. — На тебе лица нет. Съел бы чего-нибудь.
— Не надо мне ничего.
От холодной воды ему полегчало. Он встал, рубаха прилипла к спине.
— Поп вот-вот придет, вставай. Дай спину тебе почищу. Надо стол во двор выносить.
Он покорно встал, хотя голова кружилась, снял куртку и отряхнул ее. Женщину напугал его безумный взгляд, она снова поднесла ему воды.
«Только бы выдержать до вечера. После похорон лягу под деревьями и засну навсегда».
Он увидел, что к дому поворачивают две телеги. На одной из них сидели поп и ребенок в красно-белой одежде. На второй телеге не было никого, кроме возницы.
К дому шли две старухи в черном, а за ними — двое мужчин.
Старухам вынесли во двор стулья, они сели. Один мужчина подошел к Балогу.
— Могила рядом с Аладаровой будет. Как войдешь на кладбище — справа. Хотели с тобой посоветоваться, да не вышло: мы тебя утром ждали. Место хорошее.
Михай Балог поздоровался с попом — тот вошел в комнату и быстро вышел обратно. Мужчины вынесли гроб и поставили на непокрытый стол посреди двора.
Поп за неимением второго стола поставил перед собой стул. Потом принесли и стол. Тут появились те, из поселка. Стояли во дворе пьяные, с красными рожами. Все, с кем он ехал ночью, теперь стояли вдоль забора. Рядом с высоченным, осанистым Эрне стояла девица, та, что спихнула Балога в поезде.
Он подошел поближе к гробу и вдруг услышал колокольный звон, но не мог сказать, почудилось ему или нет.
Он смотрел прямо перед собой безумным взглядом. Ветер трепал ему волосы. В который раз взглянул он на надпись: «Розалия Цирок, родилась…» — и снова остановился, потому что цифры сливались перед глазами. Он хорошо знал, сколько лет было его жене, гробовщик делал надпись с его слов. «Эта надпись вроде как вывеска. Последняя вывеска. Нет, не последняя, последняя — это на надгробии. Да, а надгробие-то где же?»
Все время, пока поп молился, Балог с беспокойством оглядывался по сторонам. Потом он подошел к тому мужчине, что говорил с ним насчет могилы, и спросил про надгробие.
— Лежит на телеге…
— Какое оно?
— Как у католиков.
— Большое, маленькое, какое?
— Небольшое. Потом когда-нибудь сделаешь побольше, если захочешь.
Поп все еще читал молитву. Возле дома появился человек в форме железнодорожника. Фуражку он вертел в руках.
Возница, который вез попа, подошел к нему.
— Пришли?
Железнодорожник молчал.
— Симпатичная была женщина, — снова начал возница.
Железнодорожник отвернулся. Возница не стал продолжать.
— Со мною рядом есть местечко, можете поехать с нами на кладбище.
Гроб поставили на телегу и выехали на проселочную дорогу.
Михай Балог запер дом, прислонил стул — не свой, а чужой — к стене.
Покойницу везли на первой телеге, Михай Балог шел следом.
На второй телеге сзади сидели поп со служкой, а впереди — возница и железнодорожник. Возница заговорил снова:
— Осень уже.
Железнодорожник кивнул:
— Осень.
— Кукуруза все еще не убрана, за картошку не брались. Мне бы и сегодня косить надо. Да тут похороны…
— Что — похороны? — спросил железнодорожник. Он казался спокойным, только глазные яблоки вращались без остановки. — Что — похороны? — повторил он.
— Ничего, я просто…
— Что?
Железнодорожник запустил руки в седеющие волосы и уставился на возницу. Губы и голос дрожали от возбуждения.
— А ну-ка слазь! — заявил он вознице.
— Я пошутил. Пошутить уж нельзя.
— Слазь, тебе говорят! — В голосе железнодорожника зазвучала ярость. Поп и служка, сидящие сзади, ничего не заметили. Поп дремал, служка читал молитвенник. — Слазь живо!
Возница испугался, остановил лошадей.
— Ты мне не тыкай, — сказал он.
Железнодорожник щелкнул ножиком. Солидный был ножик, с широким лезвием. Железнодорожник приставил его к шее возницы.
— Чего вам надо?
— Слазь. Убирайся, пока я тебя не прирезал…
Ножик уперся в грудь возницы, потом проехал по руке, державшей вожжи. Возница отпустил их и спрыгнул с телеги.
— Вали отсюда, скотина! — крикнул железнодорожник. — Скотина… Что ж ты коз с собой не прихватил? Козочками соблазнял ее, скотина… Козочек ей покупал, чтоб потом спать с ней. Козел вонючий…
Железнодорожник взял поводья, кнут и погнал лошадей. Он слышал крик возницы, но торопился, чтобы догнать первую телегу. Поп оглядывался на возницу, по лицу его было видно, что он не понял разыгравшейся перед ним сцены. Мальчик-служка рассмеялся: он не раз слышал, как козлом обзывали железнодорожника.