Потаенный Город
Шрифт:
– Ничего срочного. Что у тебя на уме?
– Раз уж мы все равно здесь, не свернуть ли нам немного с пути и не сжечь ли их склады? Мои рыцари что-то разболтались, а хорошая драка укрепляет дисциплину.
– Сейчас довольно холодно, – заметила она с едва заметной усмешкой. – Добрый костер был бы как раз кстати.
– Так зажжем его?
– Почему бы и нет?
Кинезганские склады занимали около пяти акров земли. Они располагались в каменистой безлесной впадине, и охранял их полк кинезганцев в традиционных развевающихся одеяниях. Увидев приближавшуюся колонну рыцарей в доспехах, охранники галопом поскакали навстречу
– Впечатляюще, – признала Бетуана, бежавшая рядом с Вэнионом. – Но разве это не утомительно – долгие месяцы терпеть вес – и запах – доспехов ради двух минут удовольствия?
– Всякий способ ведения боя имеет свои недостатки, ваше величество, – ответил Вэнион, поднимая забрало. – По крайней мере, половина смысла подобных атак в том, чтобы убедить противника не ввязываться в схватку. Зачастую это помогает избежать больших потерь.
– Репутация безжалостного воина – тоже хорошее оружие, Вэнион-магистр, – согласилась Бетуана.
– Нам это по душе, – усмехнулся он. – А теперь разведем костер, чтобы ваше величество могли погреть около него свои пальчики.
– С удовольствием, – усмехнулась она в ответ.
Прямо перед ними, преграждая дорогу к складам, высился пыльный холм, напоминавший формой слегка закругленную пирамиду. Вэнион жестами приказал своим рыцарям рассыпаться и с двух сторон обогнуть холм, чтобы обрушиться на главные склады армии Киргона. Рыцари помчались вперед галопом, с тем оглушительным стальным лязгающим грохотом, который знаменует собой неумолимую непобедимость.
И тут холм зашевелился. Пыль, лежавшая на нем, поднялась в воздух огромным облаком, и два гигантских крыла развернулись во всей своей непроглядной черноте, обнажив конусообразный лик Клааля. Адская тварь взревела, скаля огненные, брызжущие молниями клыки.
И тогда из-под огромных крыльев появилась армия, подобной которой Вэниону еще не доводилось видеть.
Солдаты были ростом с атанов и гораздо массивнее их. Широкие плечи были обнажены, и стальные нагрудники прилегали к их торсам, точно вторая кожа, подчеркивая узлы напряженных мускулов. Шлемы были увенчаны диковинными украшениями – рога, острые и ветвистые, жесткие стальные крылья, а маски-забрала, подобно нагрудникам, плотно облегали лица, явно повторяя черты каждого воина. Эти стальные лица были нечеловеческими. От немыслимо широкого лба они резко сужались к заостренному подбородку, напоминая голову самого Клааля. Глаза-щели яростно сверкали, а вместо носа была лишь пара дырочек. Разинутые рты стальных масок ощерились зловещими рядами хищных острых зубов.
Солдаты кишели под крыльями Клааля, и молнии, брызжущие из его оскаленной пасти, плясали вокруг них. Они размахивали оружием – помесь палицы и топора, адская сталь, извлеченная из худших кошмаров.
Они были слишком близко, чтобы можно было успеть скомандовать отступление, и рыцари, скакавшие громыхающим галопом, были обречены прежде, чем сумели понять, что за враг появился перед ними.
Столкновение двух армий сотрясло землю, и мощный стальной лязг тотчас сменился хаосом страшных звуков – удары, крики, предсмертное ржание коней, треск рвущегося металла.
– Труби отступление! – прорычал Вэнион командиру генидианцев. – Выверни себя в рог наизнанку! Отводи людей!
Резня была чудовищной. Нечеловеческое войско Клааля рвало в куски коней и людей. Вэнион со всей силы пришпорил коня, и тот рванулся вперед. Магистр пандионцев проткнул копьем стальной нагрудник одного из чужаков и увидел, как кровь – во всяком случае, он полагал, что эта густая желтая жидкость должна быть кровью, – хлынула потоком из стальных уст маски. Тварь отскочила, но все еще яростно размахивала своим грозным оружием. Тогда Вэнион выпустил древко копья, оставив тварь проколотой насквозь, как жаркое на вертеле, и выхватил меч.
Ему пришлось потрудиться в поте лица. Чужак сносил удары, которые рассекли бы человека пополам. Все-таки в конце концов Вэнион разрубил противника – как крестьянин срубает жилистый, неподатливый терновый куст.
– Энгесса! – пронзительный крик Бетуаны, в котором были ярость и безмерное отчаяние, перекрыл на миг все прочие звуки битвы.
Вэнион рывком развернул коня и увидел, как атанская королева пробивается на помощь к своему упавшему полководцу. Даже чудища, отправленные в бой Клаалем, дрогнули перед бешеной яростью атаны, которая прорубала себе дорогу к Энгессе.
Вэнион пробился к ней, меч его сверкал в стылом свете дня, обильно орошаемый желтой кровью.
– Ты сможешь нести его? – прокричал он Бетуане. Она наклонилась и без малейшего усилия подхватила на руки раненого друга.
– Отступай! – проревел Вэнион. – Я тебя прикрою! – И направил коня наперерез чужакам, которые уже готовы были наброситься на нее.
Ни тени надежды не было в залитом слезами лице Бетуаны, когда она бежала в тыл колонны, бережно прижимая к груди обмякшее тело Энгессы.
Вэнион стиснул зубы, занес меч и поскакал в атаку.
Сефрения безмерно устала к тому времени, когда они добрались до Диргиса.
– Я совсем не голодна, – сказала она Афраэли и Ксанетии. Они сняли комнату в чистенькой тихой гостинице в центре города. – Все, что мне нужно, – горячая ванна и часов двенадцать сна.
– Ты нездорова, сестра моя? – обеспокоенно спросила Ксанетия.
Сефрения устало улыбнулась.
– Нет, дорогая, – сказала она, положив руку на плечо анары. – Я немного устала, только и всего. Наше стремительное путешествие утомило меня. Вы идите ужинать, только скажите, чтобы мне принесли наверх чайник с горячим чаем. Пока мне этого достаточно. С едой я подожду до завтрака. Только не слишком шумите, когда будете укладываться спать.
Она провела приятнейшие полчаса в мыльне, погрузившись по шею в горячую воду, и вернулась в комнату, закутанная в стирикское одеяние, освещая себе дорогу свечой.
Комната, которую они сняли, была небольшая, зато теплая и уютная. Ее, как водилось в Дарезии, согревала изразцовая печка. Сефрении нравились такие печки, потому что из них пепел и зола не сыпались на пол. Она придвинула кресло ближе к огню и принялась расчесывать длинные черные волосы.
– Тщеславие, Сефрения? В твои-то годы?