Потаённый уголок
Шрифт:
– Здравствуйте, - начал я с приветствия.
– Я Сергей, это наша главная в драмкружке Снежана, и рядом актриса Вика.
– Я не соби...
– И вы можете что угодно говорить, но ваша дочь уже неотъемлемая часть нашего выступления, и лишаться её мы не собираемся, - не знаю, как эти слова прозвучали, но мама Даши строго посмотрела на меня, а сама девчонка раскрыла рот.
– Потому мы просто хотим поговорить с вами и обсудить разрешение участвовать ей. Давайте поговорим?
– Мам?
– с вопросом в голосе посмотрела на неё Даша.
А
– Идёте?
– по лицу Даши и её тону, было ясно, что она удивлена не меньше нашего.
Я ничего не ответил ей, и не стал искать тапки, а зашагал вперёд в одних носках, решив не отклонять это предложение. Вместе со мной пошла Вика и Даша, а Снежана стала поспешно стягивать с себя куртку и ботинки.
Зал был уже... Хотя нет, тоже самое, что и прихожая, только ярче благодаря солнечному свету. Старый диван, застеленный не менее старым пурпурно-розовым покрывалом с белой худой подушкой, а на диване сидела мама Даши, внимательно смотревшая на нас. У окна на столике стоял подключённый к розетке телевизор с плоским экраном, но с электронно-лучевой трубкой и пустой стакан. Серые шкафы с кучей стеклянной посуды для праздников и с другой ценной кухонной утварью, которые тут больше были декорацией, и книжный шкаф, пускай книг там было немного, и большей частью детские.
Я перевёл взгляд на женщину, которая сейчас смотрела то на меня, то на свою дочь, Вика ей была не интересна, а уж Снежану она не ждёт, так что я решил начать, собравшись, ожидая всякого - главное правильно начать, так что я внимательно следил за своими словами:
– Сразу скажу, я мало что знаю про ваши трения с мамой...
– решил начать с этого, но...
– Так и не влезай, - она тут же, не дослушав, начала с отпора.
Хорошо, она так, а мы по-своему.
– ...но не стоит переносить это на жизнь вашей дочери. Чтобы вы не хотели, но она может заявить о себе, и громко, благодаря её голосу.
– А после сбежит вслед за своим творчеством и забудет про дом.
– Мам! Я не собираюсь сбегать!
– возмущённо ответила Даша, стоя рядом со мной. Я посмотрел вниз, на её затылок, на руки с сжатыми кулаками, на её прямую спину. Сейчас девочка была натянута не хуже резинки, и хотелось бы избежать удара от неё, а то мало ли.
– Даша, тебя бабушка бросила больной, и мне не дала устроить нашу жизнь из-за своих песен.
– Хочу заметить, это была её давняя мечта, выступить перед ветеранами и поблагодарить их.
– Но это не значит, что надо бросать в таком положении нас!
– огрызнулась она.
– Согласен, - кивнул я, и не сдержав, добавил: - Но и вы могли потом, повторить свою попытку устроится на работу, ваша мама вас, замечу, не бросила, осталась с вами.
– Что ты знаешь об этом? Как в нашем городе можно
– Ничего пока не знаю. Но и работа в городе есть для вас, и ваша дочь может устроить себе карьеру, - уже перегибая палку, повышая голос, бросая ядовитые слова, продолжал я.
– Прекрати!
Тихий, обеспокоенный голос, полный тревоги, дёрганье меня за кофту, чтобы привлечь внимание и прекратить эти наезды, раздался снизу. И хотелось её послушать, перестать нагнетать атмосферу, но я уже начинал гнать, не хотел останавливаться, потому что мне не нравились слова этой женщины, которая сдалась и больше не старалась исправить положение. Мне это не нравилось, и прекращать не хотелось.
Но дальше мне продолжить помешала не Даша, а наконец появившаяся Снежана.
– Простите, не знала куда повесить куртку, чересчур большая. Но я всё слышала и не согласна с вами обоими, - встав по среди зала и привлекая к себе внимание, заявила она без эмоций.
– Вы просто не думаете о будущем вашей дочери или думаете с вашей стороны, как хотите вы. А ты, Сергей, переполнен эмоциями и выбрасываешь их почём зря.
Эт точно, только прекращать не хотелось. Как и матери Даши.
– Я не знаю, кто ты, но это уже не твоё дело.
– Может. Хотя нет, я руковожу постановкой, и я выбирала Дашу для исполнения финальной песни, единственной в этой истории, и важной для зрителей, для понимания концовки, а Даша спела её так, будто была рождена для этого. Я хочу видеть её на сцене.
– Можешь увидеть кого-нибудь другого, а к моей дочери не лезь.
Она, похоже, была не пробиваемой, что не говори, всюду будет глухая стена, и сколько не долбись, ответ один - нет. О дочери она не думает, её личная история служит ей примером. Эх, что за невыносимая упёртость! И ведь если Снежана может исправить как-то концовку спектакля, то Даша просто заложница, и сама она сейчас ничего не сможет решить.
Да и что может решить маленькая девочка, которая готова разреветься, стоя молча возле меня и глядя на свою упёртую маму? И что вообще можно сделать? Какая словесная оплеуха поможет изменить мнение этой женщины? Это должно быть что-то грандиозное, явно.
И это "грандиозное" появилось, правда чересчур громко, возмущённо.
К кровати, топая, подошла Вика, упёрла руки в боки, и глянула на женщину сердитым взглядом, громко гаркнув:
– Да как вы смеете такие важные для неё вещи решать за неё?! Вы понимаете, чем вам это и ей грозит?! Мои родители тоже долгое время запрещали моему брату после моего провала на сцене выступать, я была виновата, я должна была уйти одна, но они запретили и ему. Знаете, к чему это привело? Он соглашался-соглашался с ними, да в какой-то момент не выдержал, послал родителей куда подальше и ушёл из дома, нашёл себе институт с театром и общежитием, и домой больше мы его вернуть не можем! А ваша дочь пока с вами соглашается, но такими темпами вы останетесь одна, если будете запрещать!