Потенциальные монстры
Шрифт:
– Когда я умру, – говорит Селена, – я завещаю детям положить всё моё добро в гроб, как это делают в некоторых племенах Ганы, допустим.
Я не стала говорить, что это полный бред, что у неё нет никаких детей и, скорее всего, не будет никогда. Она не бесплодна. Тут дело в другом. Существует теория, согласно которой мы перенимаем ролевую модель отношений наших родителей и подсознательно пытаемся повторить её. Селене рассказал об этом психоаналитик, а она рассказала мне, и потом спросила совета, стоит ли ей вырезать матку. Я не знала, что ответить. Она добавила, что не хочет производить на свет очередную бракованную деталь, что наш мировой механизм и без того едва функционирует. Действительно, Селена
Селене вести дневник опасно. Если она действительно записывает туда все мысли и воспоминания, то он буквально являет собой прикладное руководство для начинающих маньяков и психопатов. Я и взяла её на работу потому, что за ней стоит история. Ещё на первом интервью она полезла в сумку искать резюме и выложила на стол в числе салфеток, телефона и ключей металлические наручники:
– Это мои наручники, – сказала она, как ни в чём не бывало. Мне стало интересно, почему она не сказала – это мои салфетки, это мой телефон, это мои ключи. А только наручники. Я заёрзала от желания спросить, для чего ей наручники, но решила промолчать. Мне показалось, что для первого дня она рассказала о себе достаточно.
А потом нашлось резюме – фотография, сделанная на кухне, по-видимому, какой-то закусочной. Вся команда в зелёных фартуках застыла с улыбками на лицах и в объятиях друг друга.
– Это мои бывшие коллеги. Я проработала в закусочной «Крабы на тарелке» официанткой и менеджером по связям с общественностью четыре года. Каждый год я добивалась того, чтобы официальное празднование «Возвращения Гордости Морей» – она отмахнулась, – наш местный праздник, вы не будете знать, – и продолжила, – проходил именно в нашей закусочной. В тот вечер мы обычно закрывали практически двухмесячную выручку. Если хотите позвонить и поговорить с моим босом, номер есть в справочнике.
Впечатляющее резюме. Я приняла её тем же днём. А когда позвонила и рассказала Заку, он долго смеялся. Назвал меня сумасшедшей и ещё добавил, что в следующий раз, как встретимся, пойдём есть крабов. Тод тоже заинтересовался Селеной. Вообще, это он настоял, чтобы я наняла агента. Только у Селены не было опыта, и я почему-то испугалась, что Тоду это не понравится. Сказала, будто та согласилась не брать оплату за сверхурочные. Сработало, как волшебное заклинание. Всё-таки есть и плюсы в том, что ты прожил с человеком семнадцать лет.
– Ну, если ты уверена, – заключил он после моих слов, пожав чёртовыми плечами.
В дневнике Селены много интересного, на что я бы не отказалась взглянуть. Но это совершенно недопустимо. У меня уже давно нет дневника. На бумагу я записываю только список покупок и номера рейсов, которыми Тод возвращается из командировок. Иногда я гуглю эти номера, чтобы проверить, не разбился ли его самолёт.
Но, по правде говоря, началось всё с другой истории. За пять лет до нашего знакомства с несравненным Тодом Шоу. Я считаю её катализатором, но не отправной точкой, поскольку она была для меня всего лишь игрой, безобидной выдумкой, тем, что не должно было сбыться никогда.
Когда мне было двенадцать, мисс Дарби, наша учительница, предложила необычное задание. Есть такие воспоминания, которые помнишь едва, которые зацепились за краешек твой памяти и повисли на нём, готовые в любой момент сорваться в пропасть забытья. А бывают и другие, напротив, очень яркие, будто картины, регулярно реставрируемые анонимным благодетелем. Для меня одним из таких воспоминаний стало задание мисс Дарби. Как и сама мисс Дарби, впрочем.
Она была молодой и довольно симпатичной женщиной. Вечно розовые щёки, густые-прегустые волосы, собранные в хвост, длинная светло-голубая юбка и лёгкая блуза в мелкий цветочек. Приятное воспоминание. А потом на неё наложили заклятье, как на спящую красавицу. Только мисс Дарби не спала. Она превратилась в плачущую красавицу. Всё изменилось одним днём. Ещё вчера она была прекрасна и нежна, напевала себе под нос, пока писала на доске. А сегодня её глаза стали красными и опухшими, хвост выглядел взъерошенным, завязанным наспех, а вместо юбки с блузой на ней были джинсы, кроссовки и серый растянутый свитер с висящим горлом. Она сидела за столом и время от времени поворачивалась к окну, натягивая горло почти до самых глаз, а потом встала и молча покинула класс. Две недели мисс Дарби заменяла мисс Полман. А когда мисс Дарби вернулась, больше не было светло-голубых юбок и блузок в цветочек. Всегда один и тот же тёмно-коричневый костюм. Ещё она перестала выщипывать брови, и они стали очень чёрными и густыми.
Мисс Дарби читала нам отрывок из книги «Лев, колдунья и платяной шкаф». Я помню, что мне было очень интересно. Мы всем классом слушали, разинув рты. А потом мисс Дарби остановилась и сказала вдруг:
– В реальной жизни нет шкафа, в котором можно спрятаться. Напишите к следующему уроку сочинение о самом грустном событии в вашей жизни.
Что такого грустного могло приключиться с ребёнком двенадцати лет? –подумала я. Мы жили вдвоём с отцом. Он чинил машины, пока я каталась на качелях, кормила уток на озере или смотрела телевизор. Мне, как ребёнку, в какой-то степени, повезло: у нас был огромный двор, заканчивающийся берегом озера, на котором, под толстым дубом, стояла белая, ненавязчиво облупившаяся, скамейка. На дубе висели самодельные качели из старой шины. Когда мне исполнилось восемь, отец купил щенка – золотистого ретривера, Спуки. Он сказал, что я должна с ним играть, а не таскаться к нему в гараж.
Один день плавно перетекал в другой, ничего особенного, ничего грустного, так что задание мисс Дарби порядком меня озадачило. Но в двенадцать ты не боишься неизвестности. Напротив, хочется как можно скорее во всем разобраться.
После уроков я сразу же направилась к отцу за советом:
– Мне нужна грустная история.
Он стоял, склонившись над капотом очередной машины, которую, должно быть, пригнали, пока я была в школе. Услышав мои слова, он разогнулся, протёр мокрый лоб рукавом серого испачканного комбинезона и посмотрел на меня, прищурившись:
– Зачем? – его лицо исказилось беспокойством.
– Мисс Дарби велела написать сочинение.
В этот миг беспокойство рассеялось, мускулы лица расслабились, и он раздражённо фыркнул:
– Хватило же ума такое придумать?! Чему вас только учат в этой школе?
Я помню, как стояла, и хлопала ресницами. Мне хотелось ответить, что нас учат литературе, истории, естествознанию и многим другим предметам, но почему-то слова застряли в горле. Лицо отца было мокрым и испачканным. Он смотрел на меня, как монстр из мультика. Я не боялась монстров, потому что могла в любой момент переключить канал.
– Грустная история? – отец изобразил растерянную задумчивость, но я была уверена, что с ним случались грустные истории. Он был взрослым, а со взрослыми всегда так. Сегодня они носят блузки в цветочек и напевают себе под нос, а завтра перестают выщипывать брови и говорят, что реальная жизнь – дерьмо. Мне стало интересно, что мой отец носил раньше, вместо своего грязного комбинезона? До того, как на него наложили заклятие?
Наша соседка, мисс Броуди, время от времени приносила нам домашние пироги. Они были очень красивыми, но на вкус какими-то странными. Я боялась, что она хочет нас отравить, а отец всегда лопал её пироги ложкой, даже не разрезая. И запивал пивом. Позже я узнала, что яд назывался содой.