Потенциальные монстры
Шрифт:
– Люди исчезают чаще, чем хотелось бы, – сказал Сони, – к сожалению, в этом ничего удивительного нет.
Детектив Пайн беспокойно улыбнулся и кивнул:
– Нет… то есть да, вы правы. Но дело в том, что… во всех трёх случаях, вроде как, выходит, одна и та же девушка.
– А заявители разные?
– Так точно, капитан.
– Полагаю, есть ещё что-то, что вы хотите мне сообщить?
– Есть, – детектив снова посмотрел на Риччи и сглотнул, – заявители – трое мужчин. И каждый утверждает, что девушка – его невеста, и что исчезла она в один и тот же день.
– В трёх
– Да.
– Но для того, чтобы исчезнуть в трёх разных городах, она должна была находиться в трёх разных городах, разве не так, капитан? – подключился Риччи.
Сони тяжело вздохнул. Ему бы выпить холодненькой воды, может, тогда голова бы заработала. Он потёр нагретый солнцем лысый затылок:
– Когда они видели её в последний раз? – он обратился к Пайну.
– Примерно в одно и то же время, накануне вечером. А утром её уже и след простыл.
– То есть они видели одну и ту же девушку в одно и то же время в трёх разных местах. Откуда вам известно, что девушка одна и та же?
– Фото и имя полностью совпадают. Информация о ней в базе нашлась, хоть и очень мало. Но совершенно точно, что девушка такая одна.
– Могут быть тройняшки с поддельными именами. Вообще, вся история попахивает банальным мошенничеством.
– Я тоже так подумал, капитан, – поддержал Риччи, – так сразу и сказал детективу Пайну, что чем запутаннее кажется загадка, тем проще оказывается решение.
Сони кивнул. Когда-то он делился мудростью с молодым офицером Эмброузом, и сейчас был рад, что его в то время внимательно слушали.
– Согласен, звучит разумно. Мы тоже предположили, что эта самая девушка или девушки – обычные мошенницы. Вот только нет состава преступления. Ничего не пропало, никто не пострадал. Зачем заводить женихов, а потом в один день сбегать от них?
– Вопрос хороший, детектив Пайн. И ответов на него может быть масса. Полагаю, у вас уже есть версия.
Пайн посмотрел на Риччи, а затем снова на Сони, прочистил горло, как будто предупредительно, и, наконец, ответил:
– У меня тётка на картах гадает. Ну, знаете, таро и всё такое. Я не особо верю, но и не то, чтобы не верю совсем. Короче говоря, он мне позвонила на прошлой неделе и говорит – тебя, говорит, ждёт столкновение с магией. Совсем скоро, говорит, увидишь такое, чего не видел прежде.
Взгляд Сони тут же скользнул на фото, стоявшее на столе. В деревянной рамке с потёртой белой краской – винтажной, – поправила Лидия, – и намеренно состаренной. Она любила намеренно старить вещи, считая, что это придаёт им загадочности. В отличие от рамки, она выглядела молодой. Смотрела на Сони своими ярко голубыми глазами. Он любил это фото, потому что на Лидии не было косметики, и от этого ему казалось, что она перед ним настоящая. Иногда он боялся забыть, как она выглядела, без одежды, без косметики, без загара и кремов. Именно она, в своём первозданном виде. Когда-то у него была возможность смотреть на неё такую каждый день, а теперь её чистый, обнажённый образ медленно ускользал из его памяти.
В тот вечер они отправились на очередной ужин к полковнику Харрису. На подобных мероприятиях собирались важные люди и их не менее важные жёны. За столом слишком часто поднимались вопросы правосудия, жестокости, справедливости, как будто это было единственно возможной темой для разговоров, раз уж ты в среде копов. Жёны неизменно качали головами, прикрывали рты и печально вздыхали, обсуждая главный вопрос: «Почему люди идут на преступления?»
– Это просто ужасно.
– Деньги – главный мотив.
– Алчность превращает людей в животных.
– Низменные порывы…
– Страсти и измены…
– Мы разучились верить в Бога и забыли его заповеди…
– Полагаю, немалое влияние оказывают определённые факторы из детства, а так же и сам процесс воспитания в дополнение к общей семейной атмосфере, – голос Лидии всегда был голосом разума.
Она любила читать, но отнюдь не то, что было покрыто кружевом романтизма и наивности, не любовные похождения французских королей и не надрывные трагедии разбитых сердец. Она, скорее, была их тех, кого интересовала более рациональная сторона вещей. Нет, ей не казалось, что современные убийства имеют хоть что-то общее с Шекспировскими пьесами. Лидия могла бы найти объяснение даже необъяснимому, чем нередко помогала Сони в реальных расследованиях. Он вдруг раскраснелся, подумав о ней и о том, как она отреагировала бы на теорию детектива Пайна.
– Может, пойдём и поговорим с женихами? – Сони перевёл взгляд с фото на Риччи. Его глаза излучали столько понимания, что ему в очередной раз захотелось представить Риччи своим сыном, которого у него никогда не было.
Все трое встали и направились к двери. Риччи впереди, Пайн за ним, Сони шествие. Эмброуз явно вёл их к комнате допросов под номером один. Что ж, если начинать, то с самого начала. Образ Лидии всё ещё не выходил у Сони из головы, как будто ей вдруг вздумалось стать его невидимой напарницей.
– Это обычное дело, – едва не сказал он, – тебе совершенно не о чем беспокоиться.
Но, подумав об этом, содрогнулся. Дурная примета. В ту ночь доктор тоже сказал, что ему не о чем беспокоиться, что ему стоит съездить домой и немного отдохнуть. «Не о чем беспокоиться» всего за считанные минуты превратилось в «не о ком беспокоиться».
Когда Лидия была жива, стыдно признаться, но Сони представлял её мертвой, представлял этот самый день и многие другие. После её смерти он проделывал тот же трюк, только наоборот. Невинные фантазии, отличавшиеся лишь тем, что первым суждено было однажды сбыться. Вторым – никогда.
За пару секунд до того, как Риччи повернул ручку серой двери, Сони услышал собственный голос будто со стороны:
– Что бы это дело ни готовило, тебе, и правда, не о чем беспокоиться, потому что больше нечего терять.
Джемма
4
Меня воспитывали вне веры. Мы с отцом не ходили в церковь по воскресеньям, не молились перед едой и не носили крестиков на шее. Я даже не знала, крестили меня или нет. В детстве, пока у меня ещё было желание разговаривать с отцом, я не задумывалась о таких вещах. Сейчас это уже кажется бессмысленным.