Потеря чести. Трагическая история
Шрифт:
Патмосов кивнул и решительно встал с дивана.
— Спасибо тебе! Ну, теперь мне надо действовать. Будем спасать его!
IX
На далеких Пороховых, среди крошечных домиков обывателей, стоит хорошенький серый домик с мезонином и балкончиком, с садиком и верандой, некоего Аникова, Ефрема Степановича, прогоревшего помещика, как его называют соседи.
В домике этом живет он один со своей служанкой, рябой Авдотьей, бабой лет тридцати двух, лихой
На какие средства живет этот Аников, никто не знает, и все думают, что он доживает последние остатки от своего благополучия.
Но живет он прилично и независимо, в некотором роде изображая барина среди окружающей его бедноты.
Едет он в город и из города всегда с целыми корзинками всякого добра. Нередко к нему приезжают господа, большею частью статские, и, видимо, по делам, так как бывают у него не больше часа, двух.
Живет Аников замкнуто, и те, которые изредка, посещают его, говорят, что у него есть комната всегда на запоре, куда даже не заглядывает его Авдотья.
Вообще Аников на Пороховых окружен некоторой таинственностью, хотя внешностью своей не представляет ничего примечательного.
Сухой, высокого роста, с длинной черной бородой, тронутой сединой, с лысой головой и мелкими, плутоватыми чертами лица, он ничем не выделяется из толпы и кажется самым ординарным человеком, а между тем этот Аников — человек в некотором роде исключительный, и таланты его не из обыкновенных.
Было часа три, обеденное время на Пороховых, когда к дому Аникова подъехал Патмосов и позвонил у его двери.
Рябая Авдотья открыла двери и впустила Патмосова в жарко натопленную прихожую.
— Барин дома?
Авдотья, вероятно предупрежденная, тотчас ответила: «Пожалуйте, ждут!» — и приготовилась помочь Патмосову снять шубу, когда на пороге показался сам хозяин и радушно сказал:
— Жду, жду! Собирался ехать, но получил письмо и остался ради дорогого гостя! Милости просим!
— Ну, что, совсем бросил?
— Совсем. Теперь помогаю только.
— Фабрика? — усмехнулся Патмосов.
Аников засмеялся.
— Именно. Пожалуйте ко мне. Я вам пуншику приготовил. С холоду это превосходно! — и Аников провел его по маленькому коридорчику, толкнул дверь и ввел в большую, жарко натопленную, светлую комнату с окном, устроенным под самым потолком.
— Это чтобы не подглядывали, — сказал он. Патмосов стал с любопытством осматриваться.
В комнате стоял широкий диван, два кресла и стол между ними, за которым теперь Аников хлопотал с пуншем. В углу стоял шкаф вроде буфета, а по двум стенкам большие сосновые столы, на которых грудами были навалены игральные карты без бандероли и в бандероли, а тут же рядом и самые бандероли, искусно вскрытые.
— И впрямь у тебя тут фабрика, — сказал Патмосов.
— Живу с этого! — вздохнул Аников. — Пожалуйте!
— Ну, покажи мне все! —
Аников оживился.
— Для вас с удовольствием! Вот извольте видеть, — он подошел к столу и взял пачку карт, — это для подбора колоды. Здесь у меня ровно три дюжины колод вскрыто. Все одного крапа. Видите? Вот из них-то я и подбираю.
— Как?
— Принцип один. По крапу. Извольте видеть, здесь крап звездочками. Смотрите на уголки. Вот на уголке одна звездочка, а вот две, а вот три, четыре, а вот одна и половинка. Поняли?
— Пока ничего!
— А очень просто. Здесь у меня три дюжины карт, то есть тридцать шесть в колоде. Это собственно для экарте готовятся и для макао. Теперь, изволите видеть, для экарте что нужно? Одна масть! Так? Я вот и подбираю. Пусть у всех червей будет одна звездочка в уголку, а бубен — две, у трефей — три, а у пик — одна и половинка. Хорошо — с! Сажусь, делю все карты по мастям и начинаю просматривать крап, просматривать и откладывать. Вот и все. Вы приехали. Вам нужно для экарте. Пожалуйте, вот колода и ключ к ней! Хе — хе — хе!
— А для макао?
— Там я жир мечу и девятки с восьмерками. Те еще легче. Жир, положим, звездочка в уголке, девятка — две, а восьмерка — три!
— И дорого платят?
— Дешевле как за пятьдесят рублей нет. Судите сами, одни карты мне с извозчиком двадцать рублей стоят, а из них много, если три колоды сделаешь. Да забота. В день талию сделаешь, да и будет! А для банка так я по триста рублей беру. Помилуйте! Там каждая карта отмечена. Для такой колоды я по восемь дюжин порчу, а работаю иной раз недели по две! Только теперь мало их спрашивают, — вздохнул он, — делаю из любви больше! Вот, не угодно ли поглядеть! — он подбежал к шкафу — буфету, отпер и распахнул одну дверцу. — Вот мой товар!
В шкафу на трех полках лежали запечатанные в бандероль карты, и под каждой колодой видна была записка.
— Талии и ключ к ним! На всякую игру!
— Химик! — усмехнулся Патмосов. — Ну, теперь помогай мне!
Лицо Аникова приняло выражение деловитой внимательности, отчего сморщилось, словно он собирался чихнуть.
— Видишь, ты мне открыл свою фабрику — поверил! И я тебе поверю.
Патмосов подробно рассказал ему историю Колычева. Аников слушал, кивал и вставлял свои замечания.
— Очень просто. Они ему только подменяли! Свищева знаю и Калиновского! Кто ж Бадейникова не знает!.. Так…
Патмосов окончил и спросил:
— Что же ты думаешь? Как они ему отомстить могут?
— По — всякому, Алексей Романович! К примеру скажем, подложат ему талию, да сами и обличат его. В карман ему могут карты засунуть. Мало ли как! По — моему, ему теперь вовсе карты оставить надо. С огнем играть будет!
Патмосов задумался.
— Я помогу ему!
Аников улыбнулся.