Потеря чести. Трагическая история
Шрифт:
— Простите, Алексей Романович, только вы ему тут не в помощь. Можете вы их накрыть, обличить и прочая. А как вы им помешаете его опорочить, не пойму! Нет, пусть он вовсе бросит дело или помирится с ними!
— Ну, хорошо, — нетерпеливо перебил его Патмосов, — теперь ты мне вот в чем помоги. Сведи меня с этим Свищевым и прочими.
— То есть как это?
— Извести, что я, ну, хоть московский шулер, одесский, что ли, и хочу в их компанию.
— Да ведь вас в лицо знают, кто вы такие!
— Эх! А
Аников тоже засмеялся и махнул рукою.
— И то поглупел! Что же, я это могу. Я письмо напишу, а вы им его передайте.
Он тотчас сел к столу, достал бумагу и взял перо.
— Как вас назвать-то?
— Яков Павлович Абрамов, крымский помещик!..
— Так и напишем! — и он стал писать, диктуя себе письмо вслух. — «Никаша или Поляк, вот рекомендую вам в компанию дельного человека. Называет себя Яковом Павловичем Абрамовым, имеет деньги и все знает, я с ним двадцать лет назад в Москве работал, а теперь он ко мне заявился, а я его к вам. Фабрикант с Пороховых»… Вот! Готово! А в случае, ежели откроетесь, так я скажу, что не вам письмо дал, а вы его, значит, похитили.
— Говори, что хочешь! — засмеялся Патмосов, беря от Аникова письмо. — Ну, спасибо тебе! Услуга за мной!
— Помилуйте! Что вы мне тогда сделали, я вовек не забуду! — сказал с чувством Аников.
Патмосов простился с ним и поехал домой, по дороге думая о катастрофе, которая может разразиться над Колычевым.
X
«Товарищество на паях», как назвал свою компанию Калиновский, совершенно растерялось, обозлилось и испугалось.
Колычев им изменил.
Это факт.
Сначала он стал играть потихоньку от них за свое счастье.
Они назначали игру в купеческом, он ехал в железнодорожный; они — в железнодорожном, он ехал в купеческий. И главное, ему везло!
Везло, и он объявил им, что больше им не товарищ.
Все к одному! Им было завидно, что ему так повезло, что он уже отыгрался и даже в выигрыше; было беспокойно, что он знает их тайну и их всех, и, наконец, самое главное, что они потеряли такого банкомета.
С деньгами, положением, пользующегося общим уважением.
Где найти такого еще!
Они сидели в клубном буфете, вполголоса обсуждая свое положение, когда к их столу подошел полный господин с седою бородкою, лихо закрученными усами и спросил:
— Кто, господа, из вас Свищев, кто Калиновский?
— Я! Я! — отозвались оба.
— Так вот вам от моего приятеля. Я здесь посижу! — он подал письмо, указал на свой столик в углу буфетной, отошел к нему, заказал себе кофе и стал наблюдать.
Три головы склонились над письмом, которое вскрыл и читал Свищев. Потом все трое оглянулись на этого господина и опять, сдвинув головы, стали негромко говорить, потом Калиновский встал и решительным шагом направился к этому господину.
Патмосов встал ему навстречу и протянул руку.
Калиновский горячо пожал ее, сел к столику и сразу начал:
— Нечего и говорить, вы наш! Приняты единогласно! Ха — ха — ха! Пойдемте знакомиться!
Патмосов встал и под руку с Калиновским подошел к столу, где сидели Свищев и Бадейников.
— Рекомендую, крымский помещик Яков Павлович Абрамов! Прошу любить и жаловать!
Все радушно пожали ему руку и приветствовали как нового товарища.
— Давно к нам пожаловали? Откуда?
— Так слонялся, — ответил Патмосов, — был в Москве. Игра большая, но никого не знаю. Попробовал на счастье и продулся.
— Нам на счастье нельзя играть. Мы от него отказались сами, — суеверно заметил Свищев.
— Это вы совершенно верно заметили, — сказал Патмосов и беспечно продолжал: — А приехал сюда с месяц — и вас первыми заприметил.
— Это как?
— А в купеческом один блондин ответ давал, так вы ему талийку!.. — и Патмосов сделал выразительный жест.
— Тсс!.. — остановил его Свищев.
— Господа! — сказал Бадейников. — Я предлагаю новое знакомство вспрыснуть и для него проехать… ну, хоть в» Ярославец». Там и поговорим!
Патмосов тотчас согласился, и все дружной компанией двинулись к выходу, а через пятнадцать минут уже входили в отдельный кабинет ресторана.
XI
Калиновский распоряжался. Он заказал водку с закуской, а потом ужин и вино.
И он, и его товарищи, видимо, были оживлены, и в лице крымского помещика видели посланную им судьбою помощь.
— Вот вы говорили про того блондина, — сказал Свищев, чокнувшись с Патмосовым, — так мы вам скажем, что обогатили его, честь ему вернули, деньги, а он, мерзавец, после этого и надул!
— Скажите пожалуйста! Украл?
— Нет, этого не удалось, — сказал Калиновский, — просто отказался от компании и за свое счастье играть стал.
— Скажи, за свой страх! — вставил Бадейников.
— Это мы увидим! Я этого так ему не оставлю! Да — с! — и Свищев хлопнул огромной ладонью по столу.
Сам Свищев, огромный, рыжий, с громадной головой на короткой шее, с грубыми руками, пальцы которых были словно обрублены, производил впечатление разбойника с большой дороги.
Калиновский с манерами выхоленного пана, с певучим голосом, плотный красивый мужчина, являлся типичным шулером, и, наконец, Бадейников, дополнявший компанию, производил впечатление альфонса. Жгучий брюнет, вероятно, одессит, невысокого роста, с деликатными манерами, с кукольным лицом, на котором резко, как нарисованные, выделялись усы и брови.